Закат Аргоса
Шрифт:
Так что покойному супругу Лю Шен несказанно повезло с женой, что и говорить.
Но Имоген покинул мир живых, и Лю Шен обречена была никогда больше не иметь возможности явить кому-то свои умения и бесценный опыт любви. Ибо вдова второй раз не выходит замуж, как нельзя войти дважды в одну реку.
Однако если речь идет о повелении со стороны господина…
— Ты приказываешь мне так поступить? — спросила она.
— Нет, я только прошу… — начал было Конн, но вовремя вспомнил, что кхитаянка нуждается именно в повелении, а не в просьбе. — Да,— властно проговорил
Лю Шен немедленно принялась за дело, ибо не пристало покорной служанке откладывать исполнение воли хозяина.
Ринальд, действительно, был еще очень слаб, чтобы вставать с постели и даже садиться без посторонней помощи, малейшее физическое усилие приводило к тому, что у него кружилась голова и темнело в глазах. Он и ложки в руках не мог удержать, так что Лю Шен приходилось самой кормить его, не говоря уж о том, чтобы выполнять все прочие манипуляции, неизбежные при уходе за тяжело раненым человеком.
Но только выполнять их можно по-разному. Девушка исхитрялась самое обычное омовение превращать в восхитительно чувственный ритуал, заставляя Ринальда трепетать от каждого касания ее ловких и нежных пальцев. То, что она дни и ночи проводила рядом с мятежником,
только облегчало задачу Лю Шен. Она умело разжигала в сердце его и теле такую страсть, с которой не сумел бы совладать ни один мужчина, по при этом не позволяла Ринальду самому прикасаться к ней, ускользая в последний момент, стоило ему только протянуть руку, зато Собственным рукам и губам давала полную волю.
— Что ты делаешь со мною, Лю Шен?! — восклицал он. — Я хочу тебя! Почему ты не даешь мне тоже ответить на твою ласку?
Она тихонько смеялась в ответ, точно маленький серебряный колокольчик звенел.
Лю Шен и без его слов прекрасно знала, чего хочет Ринальд. Но ей нужно было другое. Нужно было дождаться, когда он скажет не «хочу», а «люблю тебя». Когда станет принадлежать ей без остатка, забыв о воле и долге. И девушка понимала, что этого недолго осталось ждать. Общаясь с Ринальдом, она часто переходила на родной язык, уверенная, что рыцарь не понимает ни звука. Слова срывались с ее губ как бы случайно, а ему следовало догадаться, что ничем иным, кроме слов любви, они быть не могут, и так, должно быть, и происходило, ибо Ринальд ни разу не попросил ее перевести то, что Лю Шен сказала, на аквилонское наречие.
Так было и на этот раз. Склонившись к Ринальду и лаская свободную от повязки часть его груди и живот своими длинными прямыми волосами, Лю Шен между горячими поцелуями бормотала, негромко и невыразимо нежно:
— Да когда же ты, упрямец, выложишь мне правду о своих проклятых сообщниках, чтобы я могла рассказать о них господину? Ничего, я заставлю тебя это сделать, куда ты денешься…
И тут пальцы Ринальда с неожиданной силой вцепились в волосы Лю Шен на затылке. Приподняв ее голову и с холодной насмешкой глядя в испуганные раскосые глаза, он произнес:
— Кое-что новенькое ты узнаешь прямо сейчас, маленькая шлюха: я жил в твоем Кхитае четыре зимы и понимаю его язык не хуже, чем ты сама.
И между прочим, это было сказано по-кхитайски, пусть и с весьма заметным акцентом.
Лю Шен была до того потрясена, что какое-то время могла только молча открывать и закрывать рот, как рыба.
Тяжелый, сильный удар обрушился на голову девушки одновременно с тем, как Ринальд отпустил ее волосы. Лю Шен даже вскрикнуть не успела, прежде чем наступила полная темнота.
Глава III
— Так это что же, Ринальд, — особая королевская милость, что тебя не бросили в тюрьму, а принялись выхаживать, да еще подложив роскошную девку? Полагаю, тебе последнее обстоятельство пришлось особенно по душе! Верно, она отменно хороша в постели, признавайся?
— Обычная шпионка. Ее просто использовали, чтобы вынудить меня наболтать лишнего. Способ, конечно, куда более милосердный и приятный, чем дыба, каленое железо и кнут, зато изрядно гадкий. Боги создали любовь не для того, чтобы с ее помощью вести подлые игры.
— А люди, как всегда, всё испортили. Да, приятель, ты всё никак не можешь примириться с несовершенством мира, хотя за сорок лет мог бы и привыкнуть.
— Много болтаешь, Айган. Конечно, спасибо, что не бросил меня, но если так станешь гнать лошадей, то твои усилия могут оказаться напрасными, я вот-вот концы отдам, — поморщился Ринальд.
— Ничего, уже недолго осталось, потерпи. Скоро будем на месте. Зачем всё-таки ты заставил меня тащить с собой эту девку? Прикончили бы на месте, и всё.
— Нельзя, нехорошо. Она женщина. Я не убиваю безоружных, а ей, к тому же, обязан жизнью. Чего бы ради она это ни делала, но ходила за мною на совесть, — несмотря на резко усиливающуюся боль в груди, Ринальд счел необходимым вступиться за Лю Шен, а не промолчать.
— С этим не поспоришь, — отозвался его друг, повыше лэрда ростом, крепко сбитый мужчина с изувеченным лицом: одна сторона этого лица оставалась нормальной, а другая, с пустою, заросшей глазницей, была рассечена безобразным шрамом ото лба до подбородка и оставалась совершенно неподвижной так что даже говорил Айган, используя только один уголок рта.
Легкая крытая повозка подпрыгивала на каждой неровности дороги, заставляя лэрда сильнее стискивать зубы. Он повернул голову и посмотрел в лицо Лю Шен, руки которой были связаны за спиной. Девушка всё еще оставалась без сознания. Ее бесцеремонно бросили в повозку, точно мешок с мукой.
Хотя Ринальд и сознавал ее вероломство, он не находил в своем сердце ненависти к маленькой кхитаянке и был обеспокоен ее слишком затянувшимся обмороком. В конце концов, Лю Шен выполняла свой долг перед человеком, которому присягнула на верность, и не ее вина, по она не справилась со своей задачей.