Закат боярской республики в Новгороде
Шрифт:
Но через три года началось очередное «розмирье» Пскова с немцами. Борьба шла с переменным успехом. То псковичи, «шедше в землю немецкую», много там «пожгоша», то, наоборот, немцы вторгались в «шнеках и в лодиях во Псковскую землю». Малой, но утомительной пограничной войне не было видно конца. И вот теперь, в январе 1460 года, «услышавше, что князь великий в Новегороде», псковичи срочно отрядили к нему посольство— двух посадников и бояр «изо всех концов». Вручив великому князю «дар» — 50 «рублев», послы должны были «бити челом господину и господарю князю великому Василию Васильевичу: „...господарь, князь великий... приобижены есмя от поганых немець..."». Псковичи просили, чтобы великий князь признал Александра Чарторыйского своим наместником и тем самым взял Псков под свою защиту.. Василий Bai,
Через две недели после отъезда Чарторыйского город встречал князя Юрия Васильевича — второго сына великого князя всея Руси. Он приехал не как наместник, а как полномочный представитель своего отца. Псковичи и встретили его как великого князя. Девятнадцатилетнего Юрия они посадили на княжеском столе в Троицком соборе и вручили ему свою святыню— Довмантов меч, память о храбром князе, любимом герое псковичей, защищавшем их и от немцев, и от Литвы в далеком XIII веке. Отныне только великий князь назначал сюда наместников. С самостоятельной внешней политикой Господина Пскова было покончено. Великий князь всея Руси становился подлинным, а не номинальным сюзереном республики.
И это сразу оценили в Новгороде. «Възбуяшася Пьсковици в нестройне уме, наша братия мнимая, по нашим грехом, задашася за великого князя... утаився, своего брата старейшаго, Великого Новагорода»,.— возмущенно писал новгородский летописец. Гнев и досаду новгородской господи понять нетрудно. Псков окончательно уходил из-под ее влияния, становился союзником великого князя.
Туго затягивался новгородский узел в начале 60-х годов. Сложные, если не сказать — враждебные, отношения с великим князем дополнились теперь разрывом с «младшим братом». Конфликт Пскова с Орденом вызвал в Новгороде однозначную и характерную реакцию. Готовые с мечом в руках отстаивать свои собственные интересы, новгородские бояре совсем по-другому отнеслись .к проблемам «младшего брата». В них неожиданно проснулось миролюбие. Когда псковичи стали их «звати на немець, на то же кровипролитие», новгородцы вдруг оказались «в ужасти и печали» н «устрашишася страхом». Очень уж не хотелось боярам идти на «кровопролитие», защищая Русскую землю. Не ссориться с Орденом из-за какого-то Пскова, а «мирно жити» со-своими торговыми и политическими партнерами хотело новгородское боярство. Интересы Русской земли занимали бояр куда меньше, чем собственных выгоды.
Внезапный прилив миролюбия объясняется, однако, не только экономическими причинами. Господа по-своему верно поняла политическую ситуацию — Псков стал теперь непосредственным вассалом и союзником великого князя, и защищать его было не только хлопотно и невыгодно, но и просто глупо. Сражаясь за Псков, бояре только усиливали бы позиции своего сюзерена — великого князя. А этого они как раз и не хотели ни в коем случае. Великий князь был для их власти, для их политического будущего гораздо опаснее, чем Орден, чем Литва.
Очень не сочувствовали в Новгороде ни псковичам, ни тем более великому князю. Но на прямой разрыв с ним не решались: еще жив был в памяти недавний разгром под Русой. Не желая выступать против немцев, господа тянула время.
Вооруженный конфликт е Орденом на этот раз длился недолго. И новгородцам действительно удалось уклониться от прямого участия в военных действиях.
В январе 1461 года приехали послы, заключили мир. Не новгородская кровь пролилась на полях сражений. Князь Ива.н Васильевич Стрига Оболенский, московский воевода и первый наместник великого князя во Пскове, во главе псковских и московских сил добыл победу и мир.
Неудивительно, что отношения с Псковом и Москвой продолжали ухудшаться. 7 января 1462 года а Новгород приехали послы великого князя: бояре Федор Михайлович Челядня и Федор Александрович Белеутов и с ними дьяк Степан Бородатый.
Требования великого князя не могли не вызвать «возмущения» господы, положение которой было достаточно сложным. Отказываться в чем-либо существенном от своих позиций, идти на сколь-нибудь важные уступки великому князю она не хотела и не могла. Не хотела и не могла поступиться своей «стариной», неограниченной властью над городом и землями, несметными богатствами, политическим авторитетом на вече и в «пригородах». Века боярского владычества сделали свое дело. Власть господы была столь же полной, сколь и не 'гибкой, неспособной примениться к новым условиям, складывавшимся на Русской земле, принять новую политическую реальность — возросшую власть великого князя, пока еще только сюзерена, еще мыслящего привычными категориями удельных времен, но уже осознающего свою растущую силу. На существенные уступки господа идти не могла.
Но и на открытый конфликт с великим князем она тоже не решалась. Нужно было тянуть время, спорить о мелочах, создавать видимость готовности идти на переговоры. Нужно было сохранить с великим князем мир —пусть хотя бы худой мир, но не допустить повторения страшного зимнего похода 1456 года, свиста беспощадных московских стрел, трупов новгородских бояр на кровавом поле боя. Для переговоров с великим князем нужен был человек, в его глазах авторитетный, верный интересам господы, хороший дипломат. Таким человеком был архиепископ Иона, которому уже однажды удалось смягчить положение во время пребывания Василия Васильевича в Новгороде. Именно архиепископу «съвет» новгородцев (т. е., скорее всего, заседание господы, а может быть, и вече, утвердившее решение этого «совета») поручил «ехати... на Москву и утолити княжий съвет и гнев».
Выбор был, надо полагать, удачным в том смысле, что Иона был действительно хорошим дипломатом. Он умел лавировать между крайними позициями противников, умел остужать накал страстей. Прежде всего, он был лицом духовным, представителем церкви, пользовавшейся непререкаемым авторитетом. Лучшего посла в Москву найти было невозможно.
Но архиепископ в Москву не поехал. Как раз в это время, перед великим постом (в 1462 году он начинался 1 марта), ему «приспе ин путь» - «путь к десятине». Нужно было ездить по обширной новгородской епархии, собирая «десятины» с приходских церквей, судить владычный суд, решать многочисленные хозяйственные и административные вопросы.
Надо думать, что «путь к десятине» был только предлогом для умного и политичного владыки, чтобы спасти себя «от уст Львовых», на что довольно прозрачно намекает новгородский летописец. Переговоры со вспыльчивым и скорым на расправу великим князем Василием не сулили особого успеха. Он уже «нача... возмущатися от гнева на архиепископа Иону и на Великий Новгород».
Но недолго суждено было ему «возмущатися». В марте в Москве происходили лютые казни. Обнаружился заговор детей боярских серпуховского князя Василия Ярославича. Шурин великого князя, он когда-то был его верным и храбрым союзником, а теперь уже шестой год томился в углицкой темнице (где в свое время сидел под стражей сам Василий Васильевич, предательски захваченный Шемякой). Вина Василия Ярославича нам неизвестна, но его дети боярские вошли в соглашение с князьями, бежавшими в Литву.