Закат Пятого Солнца
Шрифт:
— Ты в моем городе. Здесь правят мои боги. Ты должен совершить ритуал.
— Я не могу, — твердо ответил Себастьян.
Рядом на ухо что-то начал тараторить Луис, но испанец его не слушал. Какие тут могут быть аргументы или объяснения? Выбор сделан. Риос собрал все мужество и постарался вести себя так же непринужденно, как и пленный вождь. В конце концов, неужели он уступит в самообладании дикарю? Тот перед ликом смерти невозмутим. Испанскому кабальеро не пристало впадать в отчаяние и показывать страх перед врагом. Фернан рядом застыл, лихорадочно пытаясь найти какой-то выход. Что сейчас можно сказать или сделать, чтобы оправдать Себастьяна?! Он шумно вдохнул, подбирая хоть какие-нибудь слова…
Риос обернулся к Гонсалесу. Взгляд его серых глаз был резок и беспощаден. Так смотрит стрелок, целясь во врага. Слова прозвучали отрывисто и грозно:
— Молчи и ничего не делай! Вообще не вмешивайся. Ты ничем не можешь помочь. Доберись до Кубы.
Фернан осекся. Он впервые видел своего товарища таким суровым. Себастьян же опять повернулся к вождю, нацелив на него свой пристальный взгляд. Лицо правителя пылало от гнева.
— Схватить его!
Воины, сопровождавшие вождя, сначала неуверенно переглянулись. Этот чужеземец стал для них эталоном воина, чем-то вроде бога войны, воплотившегося на земле. Он сражался так, как ни один из них не умел. Он пробился к чужому правителю и ранил его, тем самым переломив весь ход битвы. Он спас армию от разгрома. Он владел грозным оружием, какого здесь никто раньше не видел. При этом чужеземец был приветливым человеком, который приходил к ним в лагерь и гостил там. Обучал приемам боя, участвовал в пирах…
Вождь оглянулся на воинов. Его лицо озаряла такая ярость, что даже атакующий ягуар не показался бы более грозным. Привычка повиноваться повелителю сделала свое дело. Четыре солдата подошли и схватили Себастьяна за руки, заломив их за спину. Луис тут же юркнул за Фернана, который застыл, как изваяние, слишком шокированный и растерянный, чтобы что-то предпринять. Риос не сопротивлялся. Он мог бы выхватить меч и сложить голову в бою, перед тем перебив десяток не ожидавших нападения индейцев. Но он опасался слишком разозлить местных жителей. Тогда и Фернану уж точно придется несладко. А так, Гонсалес, глядишь, еще и выпутается. Незачем тащить товарища за собой на тот свет. Если повезет, то он и впрямь доберется до Кубы.
А обескураженный Фернан стоял столбом и не знал, что же делать. Первым инстинктивным движением правая рука дернулась к ножнам, но ее тут же пронзила такая боль, что на глазах выступили слезы. За спиной всхлипывал и причитал Луис, сетуя на непонятное упрямство белолицего воина. Гонсалес растерянным взглядом смотрел, как Себастьяна уводят в сторону. Если бы друга потащили по лестнице наверх, то он, не раздумывая, кинулся бы следом и хоть голыми руками, вернее, одной рукой попытался отстоять жизнь товарища. Но Риоса увели куда-то влево, где он потерялся среди толпы. Может быть, еще не все потеряно? Фернан неуверенно поплелся вслед за ним, но несколько воинов преградили ему путь. Сзади за одежду уцепился Луис и другие слуги.
— Нельзя, господин. Тебе нельзя идти. Стой здесь.
Себастьян и сам удивился, когда его подтолкнули куда-то в сторону от пирамиды. Он ожидал, что его прямо сейчас поведут к жертвенному камню. Запястья ему стянули веревкой сзади. Риос твердо шагал, угрюмо глядя на пятно синей краски на кирасе. Видимо, кто-то из воинов запачкался об одного из приговоренных пленников, а потом случайно вымазал и испанца, когда помогал вязать ему руки. Очень символично! Краска как будто предрекала конкистадору его будущее. Себастьяну представлялось, как это пятно ширится по его телу, подобно смертельной эпидемии чумы, что расползается по городу. Синий цвет постепенно поглощает его, уничтожая одежду и доспехи, и глянцевито блестит на голой коже, отражая яркие лучи солнца в тот момент, когда Риоса доставят на вершину пирамиды.
Да уж, не о такой судьбе он мечтал! Себастьян шел, ощущая какой-то металлический привкус во рту. Самому себе он мог признать, что ему страшно. Он много раз рисковал жизнью, но всегда казалось, что шанс на спасение есть. Теперь же он никакой надежды не видел. Умереть вот так! На алтаре во славу чудовищным истуканам! А тело его затем даже не предадут земле. Без славы и гордости, в нищете и безвестности погибнуть под ножом жреца!
Себастьян оглянулся на пирамиду. На ее вершине уже начался виденный им прежде ритуал. Одного из раскрашенных синей краской пленников распластали на каменной плите, растянув в разные стороны руки и ноги. Богато одетый индеец застыл над ним, громогласно произнося речь. Отсюда обсидиановый нож было не рассмотреть, но испанец догадывался, что оружие уже готово. Рядом стоял еще один жрец, сжимая в руках топор с кремневым лезвием, готовый отрубить голову жертве после того, как ей вырежут сердце.
«Нужно будет, когда меня поведут вверх по лестнице, вырваться из рук палачей и прыгнуть вниз! — решил про себя Себастьян. — Все же лучше самому себе выбрать момент для гибели, чем покорно, как баран, идти на убой! Впрочем, дикарей и такой исход вполне обрадует. Вон как они ликовали, когда в прошлом городе какой-то индеец прыгнул со ступеней и разбился. Им бы только побольше крови!»
Потом в голову пришла мысль о том, что христианину не пристало совершать самоубийство. Но как понять, что является большим грехом? Оборвать нить своей жизни или допустить участие в богопротивном обряде, да еще и в роли жертвы!
«Господи, хоть бы этот мой поступок спас Фернана! Если бы нам разрешили еще поговорить напоследок. Он ведь еще совсем мальчишка! Сумеет ли вырваться из этого города, пройти сквозь леса и преодолеть море? Пускай хотя бы он доберется до Кубы!»
Мысли прыгали с каждым шагом, не складываясь ни в нормальную молитву, ни в попытку составить план собственного спасения. Себастьян окончательно сник, полагая, что дикари специально решили отложить его смерть, чтобы помучить напоследок неизвестностью.
Правитель тем временем оставил Фернана в покое, поскольку видел, что испанец из-за ранения и вправду не может участвовать в ритуале. Он посмотрел на пленного вождя и увидел, что лицо у того омрачилось. Прославленный воин и полководец, что с раннего детства усердно служил богам, молясь, принося им жертвы, участвуя в религиозных церемониях. Он правил своим народом, командовал армией, захватывал вражеских солдат на поле битвы. Иными словами, он прожил жизнь, достойную настоящего повелителя. И вот теперь, когда, наконец, пришел и его срок предстать перед властелинами мира, непочтительный чужеземец пренебрег своим правом лично рассечь пленнику грудную клетку. Захваченный в бою вождь не заслужил такого глупого оскорбления.
— Не стоит огорчаться в этот великий день, когда тебе предстоит встреча с богами, — обратился правитель города к захваченному вождю. — Я сам проведу ритуал, друг мой. Пойдем.
С этими словам он радушно указал рукой на каменную лестницу, что взмывала к верхней площадке пирамиды. Пленник, услыхав это предложение, мгновенно просветлел и, благодарно поклонившись, решительно стал взбираться по ступеням. Через пару минут он застыл перед алтарем, скрывая досаду и нетерпение. Придется подождать, пока жрецы произнесут молитву.