Закат Железного города
Шрифт:
Слепки памяти, слитые в общие банки данных, показали нам, что на поверхности всё вовсе не так безнадёжно. Крупные орды тварей всё меньше концентрировались на территории завокзального района и первых ярусах низинного города. Складывалось ощущение, что они уходят прочь из города или вглубь подземелий, вслед за многочисленными беженцами.
В Приморьеве было полно выживших, но с каждым днём их число сокращалось. Миллионы погибли в четырёхдневной войне, миллионы обратились в изменённых и пировали останками, выгребая их из-под завалов и искорёженной техники. Но сотни тысяч
Даже мы с Волком, дважды столкнулись с подобными группами. Одна из них уже слилась с транспортным узлом и заполонила людьми все подконтрольные Кардиналу тоннели. Эта многотысячная толпа стимулировала целый ряд решений, принятых в самые сжатые сроки. Расширение территорий и создание медицинского сектора — в том числе.
Насчёт второй я слышал только-то, что к ним протоптали тропу жизни и снабжали предметами первой необходимости, готовясь совершить рывок по захвату новых территорий первого яруса.
Ещё две изолированные группы были обнаружены военными и старателями почти одновременно. Обладающие скудным запасом воды и пищи, замурованные под землёй и ещё живые благодаря чудом уцелевшим аварийным шахтам вентиляционных систем, они занимали всё внимание Кардинала и его офицеров, в то время как в общине во всю назревал конфликт.
Оппозиция, внезапно оказавшаяся в меньшинстве, саботировала рабочие отряды и агитировала вступать в их партию, противясь единоличной власти военных. Со стороны они казались докучливой занозой в заднице Кардинала, горлопанами, постоянно смущающими народ… но я всё ещё помнил бойцов, охраняющих представительницу оппозиции и на олухов они не походили.
Мне до всей этой политоты и прочего дерьма не было никакого дела. Но что-то во всём происходящем тревожило и делало сердце беспокойным. Какая-то деталь или ускользающая мысль бродила по самому краю сознания не позволяя абстрагироваться от творящейся в общине суеты.
Так и покинул безопасные тоннели не понимая, что именно упускаю.
Дальний переход — тяжёлый переход.
Мы вышли из безопасных тоннелей налегке. Запас еды и воды на пару дней, кое-что по медицине и экипировка, вот и весь скарб. Волк где-то надыбал прорезиненный рабочий комбинезон, схожий с тем, что был у меня, и заменил им порядком потрёпанную армейскую форму.
В резине даже ходить жарко, не то, что бегать, но это хоть какая-то защита от пропитанной химией пыли, воды и грязи, что встречалась нам повсеместно. Так что выбор снайпера я понимал и одобрял.
В вентиляционные шахты мы больше не лезли. Какое-то время назад эти артерии низинного города служили нам относительной верой и правдой, но последние сообщения старателей изобиловали встречами с изменёнными внутри узкого пространства искорёженных труб и буквально вопили о том, что там стало небезопасно.
Зараза пробиралась всюду, а игнорировать быстро меняющуюся ситуацию, не пытаясь подстроиться под неё, по нашему общему мнению было бы слишком глупо.
Под
Обводя взглядом грязные стены и потрескавшийся потолок, я явственно чувствовал — с этим миром что-то не так. Руины, разрушения, кровь и останки — это ладно. Обычная картина войны. Но вся эта мерзость, которая сочится и нарастает буквально всюду… как это объяснить? Как смирится с существованием призрачного поезда способного своим присутствием смять человека в лепёшку и раскалить рельсы?
Я не знал и гнал эти мысли прочь. У меня не было на них ответов.
Единственной старой, знакомой жизнью, не выбитой из привычного русла, и кажется даже наоборот, нарастившей свой потенциал — были грызуны. Эти мелкие создания, изведённые почти под корень в низинном городе, которых за годы своей работы я не видел тут ни разу, вдруг начали встречаться повсеместно.
Наглые, деловито попискивающие, они совершенно нас не боялись. Лазили по мусору тут и там, что-то таскали в темноте и нехотя убирались с нашего пути возмущённо пища.
Наблюдая за ними, я не мог отделаться от ощущения, что мы в чём-то похожи.
Монстры тоже были здесь. Тоннельные ужасы никуда не делись. Там, где воздух прорезало уханье или гавкающие звуки, всякая жизнь замирала. В отличии от людей, изменённых — крысы боялись.
Да и мы тоже.
Помня о том, как быстро некоторые особи приспособились к темноте, мы больше не чувствовали себя защищёнными вне укрытий. Прятались вместе с грызунами, с тем лишь исключением, что не всякая щель для нас подходила. А возросшая опасность диктовала новые правила поведения.
Теперь мы двигались исключительно согнувшись, быстрым шагом или перебежками от одного укрытия к другому. На УШК едва ли не молились. Штурмовой дрон был единственным, что позволяло нам заглядывать за углы и препятствия без риска прямого контакта.
Не раз и не два на нашем пути оказывались ужасные выродки и тогда в зависимости от обстановки мы останавливались… или же искали обходной путь. Широкая сеть боковых улочек позволяла нам иногда пренебрегать основным маршрутом, но там, в темноте узких, не освещённых даже аварийным светом тоннелей, ужасов было не меньше.
Кости и черепа, обрывки одежды и странные, мёртвые, но почему-то нетронутые тела попадались нам в глубине этих улиц. Спящие изменённые всхрапывали и иногда бормотали во сне, стоя во внутренних помещениях, мимо которые мы проходили.
Заброшенные станции встречали нас пылью и мусором. Следами мародёрства и трагедий. Застрявшие на парамагнитных рельсах составы, осуждающие глазели разбитыми окнами грязных вагонов.
Я знал, что внутри, нас не ждёт ничего хорошего и невольно ускорял в такие моменты свой шаг.