Закатными солнцами
Шрифт:
— Дворников, — подсказал кто-то.
Полковник, нахмурившись, уставился на нас:
— Так вы считаете их насекомыми?
— Нет, и любое известное мне определение тут тоже не подходит, — ответил Уоткинс. — Разумеется, животные тоже адаптируются к среде обитания. Скажем, арктические песцы с зимним и летним мехом, полоски на шкуре тигра, хамелеоны.
Полковник секунду-другую обдумывал его слова, а потом снова стал расхаживать взад-вперед. Затем выдал новую порцию информации:
— Кем бы они ни были, пули не причиняют им вреда. Известно уже много случаев,
И солдаты тоже, вспомнил я. По телевизору показывали, как отряд Национальной гвардии в Орегоне лупит по пришельцам очередями. А те совершенно не реагируют — внешне. До того момента, пока солдаты со всем оружием попросту не исчезнут. Без шума и пыли.
И Линия двигается дальше.
Мы приземлились на запущенной взлетно-посадочной полосе где-то на севере Калифорнии. Нас отвезли в большой мотель, временно реквизированный армией. Не успел я перевести дух, как меня усадили в большой вертолет береговой охраны вместе с группой солдат — отделение? взвод? — под командованием юного лейтенанта, который выглядел еще более испуганным, чем я. В полете я выяснил, что его фамилия Эванс, а служит он в Национальной гвардии.
Перед вылетом мне разъяснили, что общее руководство операцией поручено мне, а Эванс командует солдатами. Эванс сообщил, что ему приказано охранять меня. Но как именно он сможет защитить меня от пришельцев, неуязвимых для оружия его солдат, ему так и не сказали.
Зачитанный мне приказ был столь же расплывчатым. Нам предстояло приземлиться позади Линии, поравняться с ней и получить всю возможную информацию.
— По-английски они говорят лучше меня, — сообщил полковник.
— Мы должны узнать их намерения. Но прежде всего необходимо выяснить, зачем они собирают… — Тут ему почти изменило самообладание, но он глубоко вдохнул и взял себя в руки. — Собирают бабочек, — закончил он.
Вертолет пролетел над Линией на высоте примерно двухсот футов. Прямо под нами в ней еще можно было различить отдельных пришельцев — синие шапочки и белые плечи. Но севернее и южнее они быстро сливались в сплошную белую линию, исчезающую вдали, словно тут поработала свихнувшая машинка, проводящая меловые линии на футбольных полях.
Мы с Эвансом приступили к наблюдению. Никто из линейных не взглянул вверх, услышав шум. Они медленно шагали, постоянно сохраняя между собой дистанцию не более двух-трех футов. Под нами простирались пологие, заросшие травой холмы; кое-где испятнанные рощицами. Мы не заметили ни одного сооружения, возведенного людьми.
Пилот высадил нас в сотне ярдов позади Линии.
— Я хочу, чтобы вы держали своих людей как минимум в полусотне ярдов позади меня, — сказал я Эвансу. — Оружие у них заряжено? А у него есть эти… предохранители? Хорошо. Пожалуйста, пусть их оружие так и стоит на предохранителе. Я опасаюсь шальной пули не меньше, чем… этих, кем бы они ни были.
И я в одиночку зашагал к Линии.
Как обращаются к линии марширующих инопланетных существ? «Отведите меня к вашему вождю»? Слишком категорично. «Привет, братан, что тут у вас за тусовка»? Пожалуй, слишком фамильярно. В конце концов, прошагав за ними минут пятнадцать на расстоянии около десяти ярдов, я остановился на «Извините», после чего подошел ближе и кашлянул. Как выяснилось, этого оказалось достаточно. Один из линейных остановился и повернулся ко мне.
Вблизи стало четко видно, насколько рудиментарны черты его лица. Голова его была будто подставка для парика: нос, углубления для глаз, выпуклости щек. Все остальное казалось нарисованным.
От неожиданности я лишился дара речи. Однако заметил кое-что странное. В Линии не было разрыва.
Тут я вспомнил, почему здесь стою именно я, а не какой-нибудь дипломат.
— Зачем вы собираете бабочек?
— Почему бы и нет? — ответил он, и я решил, что день будет очень и очень долгим. — Уж вы это легко поймете. Бабочки — прекраснейшие существа на вашей планете, так ведь?
— Я тоже всегда так считал. — Неужели он знает, что я энтомолог? И специалист по чешуекрылым?
— Вот видите. — Линия к тому моменту отдалилась ярдов на двадцать, и линейный зашагал следом. На протяжении всего нашего разговора он эту дистанцию не увеличивал. Мы шли не торопясь, делая около мили в час.
Ладно, решил я. Попробую поддерживать разговор о бабочках. И пусть военные сами задают крутые вопросы: «Когда вы начнете похищать наших детей, насиловать женщин и жарить нас на завтрак?».
— Что вы с ними делаете?
— Собираем. — Он протянул руку к Линии, и к нему, словно по заказу, порхнул чудесный экземпляр Adelpha bredowii. Линейный шевельнул пальцами, и вокруг бабочки возникла бледно-голубая сфера.
— Какая красавица, верно? — спросил он, и я подошел, чтобы рассмотреть бабочку вблизи. Похоже, он очень ценил Эти восхитительные создания, которых я изучал всю жизнь.
Он сделал другой жест, и голубой шар с бабочкой исчез.
— Куда они попадают? — спросил я.
— Там есть коллектор. — Энтомолог?
— Нет, устройство для хранения. Вы не можете его видеть, потому что оно… на другой стороне.
«На другой стороне чего?» — подумал я, но спрашивать не стал. — И что с ними происходит в коллекторе?
— Они помещаются в хранилище. В место, где… время не движется. Где время не проходит. Где они не движутся во времени, как здесь. — Он помолчал. — Это Трудно объяснить.
— На другую сторону? — подсказал я.
— Точно. Превосходно. На другую сторону времени. Вы все поняли.
Ни черта я не понял. Но двинулся дальше:
— Что с ними станет?
— Мы строим… кое-что. Наш лидер хочет, чтобы это место стало особенным. Поэтому мы и создаем его из этих прекрасных существ.
— Из крылышек бабочек?
— Им не причинят вреда. Мы знаем способ, как сделать… Такие стены, чтобы они могли в них свободно летать.
Я пожалел, что меня не снабдили вопросником.
— Как вы сюда попали? И надолго ли останетесь?
— На некоторый… промежуток времени. Не очень длительный по вашим стандартам.