Заклинание для спецагента

Асприн Роберт Линн

Правда, спустя несколько минут Элизабет начала различать в этом хаосе некое подобие закономерностей.

Большую часть толпы составляли туристы. Они ходили парами или группами. На груди у них, точно удостоверения личности, висели фотоаппараты или видеокамеры. Некоторые щеголяли в костюмах-тройках — ясное дело, участники какого-нибудь съезда стоматологов или торговцев подшипниками, но большинство было одето в неформальную униформу: шорты, новехонькие футболки с символикой Нового Орлеана (надписи варьировались от просто идиотских до идиотски-похабных) и невероятно нелепые (Элизабет в жизни таких не видывала) головные уборы. Двигались эти люди неспешно,

часто останавливались, чтобы заглянуть в витрины, послушать музыку, гремящую из дверей баров, или заснять друг друга на фоне табличек с названиями улиц, малолетних чечеточников или просто мусорных контейнеров.

— Танцы на столах! Знаменитые на весь свет артистки любви! За вход не берем ни цента!

— Лангусты! Лучший повар на весь Квартал!

— …Ах вот ты как? Ну так иди давай, прыгни в реку, чего стоишь…

— …Со льда! Кока-кола со льда, со льда! Берем, не проходим!

На протяжении нескольких кварталов, если отсчитывать от перекрестка с Конти, им попалось по крайней мере восемь баров с живой музыкой, еще восемь с «неживой», шесть заведений, где предлагались экзотические танцы и прочие услады («вымойте девушку, которая вам приглянется!»), больше дюжины сувенирных лавок, где торговали масками и боа, кофе и смесью для бейне [2] в желтых банках, острым соусом (со списком медицинских противопоказаний на бутылочках), бусами всех цветов радуги и извечными безвкусными футболками. И в каждой лавчонке толпились туристы.

2

Бейне (beignet) — французские пончики: маленькие, квадратные, обсыпанные сахарной пудрой.

Подняв голову, Элизабет обнаружила, что балконы второго и третьего этажей гнутся под тяжестью народа: там стояли, размахивая пластмассовыми стаканчиками с пивом, гуляки. Из толпы внизу их окликали, а женщинам на балконах еще и бросали нитки бус. Одна раскрасневшаяся от удовольствия девушка лет двадцати трех, набрав тяжелую связку бус, задрала свою футболку аж до самой шеи. Под футболкой у нее ровно ничего не было. Толпа ликующе взревела. Такой простоты нравов Элизабет от Нового Орлеана даже не ожидала.

Больше всего этот район города походил на заброшенный увеселительный парк. Асфальт весь в выбоинах и трещинах, облупленные стены, кружево кованых решеток, покрашенных в неяркие цвета. Взгляд то и дело натыкался на людей с щитами, где значилось: «Читаю судьбу по глазам!», «Пиво розливное — 1 долл.», «Апокалипсис не за горами!». Стены домов удивляли яркими красками: были они лимонные и сиреневые, мшисто-зеленые и пламенно-алые. Дома хвалились, точно орденами, медными или керамическими табличками, где указывалось их название, имена владельцев, предназначение и так далее; иногда эта история уходила в прошлое лет на двести. По количеству и качеству информации на улицах Новый Орлеан намного опередил Лондон, где до сих пор, хотя Вторая мировая давно кончилась, отцы города точно стремились запутать гитлеровских десантников.

Но не из одних туристов состояла толпа. Одни — например, зазывалы у входов в рестораны и стриптиз-бары, или парочки, торгующие с тачек розами, явно находились на работе, что сближало их с конными полицейскими в форме, которые возвышались на каждом перекрестке, точно сторожевые башни в людском море. Труднее было раскусить живописно одетых деятелей, что с важным видом фланировали по улице,

порой милостиво соглашаясь запечатлеться на фотопленке в обществе туристов — разумеется, за достойное вознаграждение. Тоже трудовые пчелки — но внештатные, сами себе персонал и начальство. И наконец, еще одна категория. К ним подходило только одно имя: «местное население». Они пробивались сквозь толпу, волоча сумки с продуктами или бельем из прачечной. Очевидно, и обыденная жизнь тут не затихала даже по ночам. Любопытное напоминание о том, что Французский Квартал Нового Орлеана не построенный по заказу увеселительный парк, а нормальный район, где люди живут и работают.

Однако Элизабет придавала куда больше важности тому факту, что, если вычесть туристов, каждые два человека из трех в толпе были знакомы с ее спутником.

— БО-РЕ-Е-ЕИ! Как живется-можется, старина?

— Эй, Бо! Куда путь держишь, брательник?

— Бо, душка моя брильянтовая! Что совсем глаз не кажешь?

На каждом шагу (ну, это, конечно, преувеличение — всего лишь на каждом ПЯТОМ или ШЕСТОМ шагу) Будро останавливался, чтобы кому-нибудь помахать, пожать руку, поздороваться. Элизабет, при всем своем нетерпении, была приятно изумлена известностью Будро, хотя приветствия ее несколько шокировали: силы небесные, ну зачем же так орать!

Похоже, в Новом Орлеане люди не только окликали друг друга, но и вообще беседовали во всю глотку. Их нимало не смущало, что собеседник затерян где-то на той стороне улицы, стоит на кованом балкончике или вообще свернул в переулок. Они просто поднатуживались и еще чуточку повышали голос, совершенно не стесняясь того, что каждое слово отлично слышно десяткам абсолютно незнакомых людей. В Англии даже на блошиных рынках такого не бывает. Элизабет сочла, что тут сказывается влияние французов, которые вообще-то и основали Новый Орлеан.

— Как вы думаете, нам удастся их найти? — спросила Элизабет, силясь перенаправить внимание Будро с приятелей на себя и их профессиональный долг.

— Посмотрим. Вы, случайно, не знаете, эти ребята сегодня ужинали? — спросил Будро у Элизабет на ухо, чтобы не мешал уличный гвалт.

— Нет, по-настоящему вряд ли, — сообщила Элизабет. — Это важно?

— Ну, если они засели в каком-нибудь ресторане, их не больно-то разыщешь, — пояснил Будро. — В Квартале ресторанов не меньше, чем баров, а с улицы в их залы трудно заглянуть. Но если они просто шляются или делают остановки, только чтобы пропустить стаканчик, мы их запросто найдем.

— В первом классе, как мне показалось, их снабжали едой беспрерывно, но уже несколько часов прошло, — задумчиво произнесла Элизабет. — Не знаю, правда, чем там кормят. В эконом-классе, например, просто ужасно. Мне пришлось обойтись шоколадками…

Тут Борей застыл на месте, склонил голову набок.

— Ах вот в чем дело! — воскликнул он. — Нет, верно, я совсем сбрендил: все хорошие манеры растерял. Таскаю вас по улицам, а самому даже в голову не пришло спросить, может, вы есть хотите. То-то я смотрю, вид у вас немного понурый.

— Да я не так уж и голодна, — смутилась Элизабет. — Мне кажется, что мой желудок раньше завтрашнего утра не проснется — я же себе биологические часы сбила.

Борей прищурился, запуская ей в глаза свой голубой лазерный взгляд.

— Правда-правда?

— Нет, нет, я великолепно себя чувствую, — уверяла Элизабет, растроганная его вниманием. — Послушайте-ка, давайте, чтобы у вас душа была спокойна, я съем еще шоколадку. Они ведь здесь продаются?

Испытующе поглядев на нее, Борей пожал плечами.