Заклинатель драконов

В эту ночь ей снилось, что она снова в городе. По ночам ее часто посещали видения той жизни, иногда они были неясными и не оставались в памяти, иногда — более четкими; но этот сон был пугающе реальным. Она стояла на склоне горы, окутанной теплыми южными сумерками, мускусный запах голубого сада еще хранил ароматы дневных цветов. На террасах склона, на зеленых лужайках расположились виллы и дворцы аристократии. Она стояла недалеко от дома и видела золотые арки дверей и окон, будто плывущие над филигранью ветвей деревьев. Свет этого дома притягивал, она оказалась совсем рядом и смогла заглянуть в окна.

В комнате находились женщина, молодой мужчина и девушка. Они сидели очень близко друг к другу и беседовали. Она знала

этих людей, хорошо знала, так хорошо, что больно было смотреть на профиль молодого человека (именно так она увидела его впервые), на женщину с поблескивающими сединой волосами и на девушку, сидящую спиной к окну. На себя. На ней была вуаль, подаренная ей вчера, цвет и узоры которой казались такими расплывчатыми, такими ускользающими. Вуаль струилась по спине подобно некоему таинственному потоку, окрашенному радугой. Ей сказали, что сила вуали ее защитит. Ощущение странной мучительной боли переросло в предчувствие грядущей фатальной опасности: из вуали она увидела себя в будущем, где не было места остальным. Она пыталась пройти внутрь сквозь стекло окна, невидимая преграда отталкивала назад. Она кричала:

— Снимите ее! Снимите вуаль! — но голос был беззвучен.

Узоры вуали отделились от ткани и поплыли к ней, свиваясь водоворотом, и она, захваченная ими, все ниже и ниже погружалась в глубокие воды.

Синева, поглотившая ее, была ультрамарином подводного мира. Вокруг вырастали огромные водоросли, которые, подобно занавесу, колыхались в течениях океана. Водоросли разделились, и она проплыла в коралловое царство. Позади ветвистых белых и розовых вееров, позади щупалец голодных подводных цветов она видела колонны, стены без крыш, разрушенные башни. Она проплывала над комнатами, где маленькие рыбки играли в прятки с большими хищными рыбами, а пятнистый угорь и гигантский осьминог устроили себе логово. Впереди, на мелководье, солнце окрасило воду зеленоватым золотом, и она различила мерцание шпиля минарета, очертания купола. И вот наконец она нашла то, что искала. Он лежал на дне, в углублении, куда не доставали солнечные лучи, камни прижимали к песку обрывки его одежды, а темные волосы, как водоросли, развевались от движения водных потоков. Его глаза прикрыли белые ракушки.

Она подняла камни, убрала ракушки и поцеловала его холодные губы поцелуем колдуньи, снимающим заклинание, — и глаза его открылись, он посмотрел на нее. Вода отступила, как отступают волны от берега, он лежал под бронзовым небом и протягивал к ней руки.

Перед пробуждением сновидение поблекло, и, как всегда, наступило мгновение, когда непонятно, то ли прошлое не уходит, то ли явь не существует, но в пробуждении есть надежда на ясность нового дня. Затем вернулась реальность, и все, чего она достигла, и все, что она потеряла, обрушилось на нее таким потоком страдания, что она подумала — ее дух слишком хрупок, чтобы выдержать такую боль.

Она вспомнила, что нынче день ее рождения, ей исполняется семнадцать лет. Завтра она должна будет вернуться в Лондон, в школу, к учебе, к неуклонному медленному движению ее наперед предсказанной жизни. Она — прилежная ученица, она сдаст экзамены и поступит в университет, а потом сделает успешную карьеру. Возможно, наступит день и она выйдет замуж, у нее будут дети, ей исполнится сорок, пятьдесят, девяносто, а затем, хотя трудно себе этот представить, она состарится и устанет, и наступит сон, от которого не пробуждаются. Приговор всему живому. Может быть, в конечном счете острота от потери пройдет и рутина каждодневного существования заставит онеметь чувства и очерстветь сердце; но в то утро юности она знала, что это мгновение пустоты — неумолимо и останется с ней навсегда. Ей сказали, что она обладает Даром, и тем отделили ее от других смертных — но эта фантазия исчезла вместе с городом, если вообще когда–либо существовала в реальности. И почему ей так хочется продлить время своего страдания?

Когда она поднялась, то увидела, что вуаль упала со стула, — вуаль, все, что осталось, — ее узоры подернулись дымкой, ее цвета были слишком тонки для восприятия человеческим глазом. Она подняла вуаль, воздушная ткань скользнула по пальцам, но затем пальцы сжались, и она

с неожиданной злостью отбросила вуаль. Затем — не то засмеялась, не то заплакала, оглянулась в поисках ножниц, не зная, радоваться или огорчаться, что не находит их… В конце концов свернула вуаль в маленький комочек, она всегда была очень аккуратной, — и упрятала в глубину шкафа, надеясь, что вуаль исчезнет вместе со странными снами, возвратится туда, откуда появилась.

На завтрак была ее любимая дыня, на столе рядом с ее местом лежали подарки от отца и брата.

Чего бы тебе хотелось в день твоего рождения? — спросили они.

Уехать в Лондон, — ответила она.

Битва закончилась, и природа принялась за очищение. Воздух раннего вечера не был настолько холоден, чтобы мухи попрятались, они роились над холмиками мертвых тел и забирались в щели между камзолом и кольчугой; крысы, лисы и волки почуяли даровое угощение. Мелкие мусорщики были посмелее, а более крупные оставались под прикрытием леса. Над полем боя армия птиц — красные коршуны, вороны, стервятники — образовала подвижное облако. Крадучись пробегали по полю те, кто выжил. Люди стаскивали кольца с пальцев мертвых, вынимали кинжалы из ран, искали спрятанные в карманах кошельки.

Лишь одна одетая в черное женщина шла, не таясь. Длинные змеи ее волос цвета воронова крыла выбились из–под капюшона, она спускалась со скалы, откуда наблюдала за битвой. Неторопливо проходя по мертвой земле, она временами останавливалась, чтобы вглядеться в мертвое лицо, выискивая среди этого молчаливого полчища знакомые. Ее осанка, поступь, очевидное равнодушие ко всему, что могло испугать на этом поле, говорили о многом. Грабители отшатывались, когда она проходила мимо. Стервятник поднял голову и издал такой пронзительный клекот, будто приветствовал ее. Солнце, выйдя из–за облаков, тронуло своим лучом мертвенно–бледный лоб и пустой глаз, создав иллюзию возвращенной жизни. Наконец она нашла того, кого искала. Он лежал под деревом, шлем сбился набок, пышные кудри трепетали на ветру, прекрасные черты лица были окрашены последним золотом уходящего дня. Сильнейший удар тяжелого меча рассек его кольчугу и обнажил живот, глубокий разрез почти отделил голову от плеч. Она легко коснулась его щеки белыми мягкими пальцами, которые никогда не пряли пряжу, не готовили еду, не стирали одежду.

— Ты, как всегда, был нетерпелив, — сказала она, и если в ее голосе и прозвучало сожаление, то слез в нем не было. — Ты слишком спешил. Глупость. Глупость и бессмыслица! Если бы ты подождал, вся Британия была бы в моих руках.

Рядом не было никого, кто мог бы услышать эти слова, однако птицы смолкли, и стихло жужжание мух.

Затем она выпрямилась и двинулась к лесу. Впереди между деревьев сверкнула гладь озера, в которой отражались скалы и расплавленный поток света заходящего солнца. Она, все еще что–то выискивая, медленно шла по берегу. Нашла кочку, покрытую мхом, которая вся была пропитана кровью, рядом валялись порванная одежда, щит с вмятиной от удара и шлем, увенчанный короной. Женщина подняла корону и повертела ее в руках. Затем подошла к озеру и стала всматриваться в воду, произнося таинственные слова древнего языка. На водном зеркале появилась перевернутая тень, отражение того, чего не было. Медленно двигалась ладья, чью скорбную ношу она не могла видеть, но догадывалась о ней. В ладье сидела женщина с волосами столь же черными, как у нее. Женщина улыбалась из глубины вод, и это была улыбка сладостного триумфа.

— Теперь он мой, — сказала женщина из отражения, — мертвый или умирающий — он мой навеки.

Слова не были произнесены вслух, но они вспыхнули в мозгу и были понятнее любых звуков. Она резко взмахнула рукой, и видение исчезло. Поверхность озера даже не колыхнулась.

— Где же меч? — спросила она у неба, у деревьев, но ответа не было. — Он вернулся туда, откуда появился? — Она невесело усмехнулась, надвинула на глаза капюшон, затем снова подняла корону и швырнула ее в воду. Гладь воды разбежалась кругами, и корона исчезла.