Заклятье красных свечей

Щербинин Дмитрий Владимирович

Огромнейшего, нечеловеческого усилия стоило Мише сдерживаться. Ведь он понимал, что чудище в любом случае может попробовать его на вкус. А также он понимал, что в любое мгновенье может оказаться в глотке чудища. Он обратился в клубок нервов.

И когда он почувствовал, что сейчас вот начнёт вырываться, то щупальце наконец-то разжалось. Вода всколыхнулась: Миша чувствовал, что рядом находится огромное тело. И Миша знал, что, стоит ему сделать одно резкое движение, и тогда уж тварь схватит его, и поглотит. Между тем он уже начинал задыхаться…

Тогда Миша начал делать мелкие, но частые движения руками и ногами. И от этих движений его тело поплыло вверх. Лишённые кислорода лёгкие буквально вырывались из его груди, удушье колючим обручем обхватило его горло и голову. Но всё же Миша сдерживался, и делал только эти незначительные движения руками и ногами.

И вот, наконец, он всплыл. Вздохнул глубоко, и тут же ещё и ещё раз вздохнул. А потом дышал и дышал, и никак не мог надышаться. И ещё он не мог поверить, что остался жив.

А потом понял, что Таня вновь и вновь спрашивает:

— Миша, это ты? Отзовись, пожалуйста. Миша…

И он произнёс:

— Да…

Тогда Таня осторожно подплыла к нему, и взяла его за руку. Она прошептала:

— Нам просто надо лежать и не двигаться. Здесь есть течение, оно отнесёт нас от чудища…

Так они и сделали. Миша лежал в воде, и даже не чувствовал холода. После пережитого он вообще ничего не чувствовал. И хотел он только одного: забыть всё пережитое.

Слишком много ужасов навалилось на них. И, если бы они были не детьми, а взрослыми, то, наверное, лишились бы рассудка. Ведь мировоззрение взрослых уже окончательно устроено, и им сложнее принимать всё запредельное, необъяснимое понятиями привычного для них мира.

Глава 7. «Сердцевина Зла»

Сначала вода леденила, и Миша постоянно стучал зубами. Холод пробирался до самого сердца и жалил его. Но через некоторое время мальчик перестал чувствовать холод, и ему даже стало тепло…

И тогда Таня встряхнула его за плечо, и зашептала:

— Течение отнесло нас довольно далеко от чудища, и теперь мы должны как можно больше двигаться…

Миша с трудом разлепил губы, и пробормотал:

— Нет, я не хочу…

Таня затрясла его, и даже несколько раз хлопнула по щекам. Она говорила:

— Разве ты не знаешь: когда зимой человек очень сильно коченеет, он перестаёт чувствовать холод, и ему кажется, что он в тёплой кровати. Но на самом деле, это значит, что скоро он умрёт. Понимаешь, Миша? Если ты не будешь бороться, то умрёшь! Борись же, Миша! Двигайся!

И она встряхнула Мишу с такой силой, что он вскрикнул от боли, и проворчал:

— Да ты чего?..

Тем не менее, Танины тычки привели его в чувство: он начал грести сначала руками, а затем и ногами. Вместе с движениями, в тело вернулись и чувства: было очень больно, очень холодно…

Они плыли в кромешной темноте, и не знали, что их окружает, и что их ждёт впереди. Тем не менее, иногда над головой проносилось гулкое, протяжное эхо, из чего можно было сделать вывод, что они находятся в пещере.

А потом Таня сказала:

— Течение убыстряется…

Но она могла бы этого и не говорить: Миша это и так чувствовал. Также он чувствовал прикосновения каких-то липких тварей, которые стремительно шныряли в воде.

Когда Миша в очередной раз вытянул руку, то ударился кулаком об каменную стену. И он воскликнул:

— Стены сжимаются: нас несёт в какой-то желоб!

А воображение тут же «услужило»: он представил воронку, куда им, судя по всему, предстояло упасть. На дне этой воронки их непременно должно было поджидать чудище. Ну, или, по крайней мере, острые камни.

И Миша воскликнул:

— Мы должны ухватиться за стены…

Он вытянул руки: попытался ухватиться за бугристую поверхность, но оказалось, что стены покрыты слизью, и руки соскальзывали. Таня тоже попыталась, но результат был аналогичный Мишиному.

Между тем, спереди усиливался шум падающей воды.

Стены сужались, а течение продолжало ускоряться. Теперь уже не приходилось вытягивать руки, чтобы дотянуться до стен. Они и так налетали на камни, и удары были такими сильными, что трещали кости.

— Миша! Миша! — закричала Таня.

— А!

— Не делай резких движений! А-а… А! Главное… А! Головой не ударься!..

И только по счастливой случайности ни Таня, ни Миша не расшибли головы, а проскочили это узкое горло, и вместе с водопадом полетели вниз.

Миша даже не успел закричать, как плюхнулся в воду. Тут же всплыл, жадно вздохнул воздух.

И тут увидел тусклое багровое свечение, которое наплывало спереди. И в этом свечении он разглядел вздыбившийся острыми камнями берег.

Тут вода рядом с ним вскипела. Он вскрикнул, отдёрнулся. Но это была Таня. Она протёрла глаза, и сказала тихо:

— Должно быть, этот свет очень-очень слабый. Ведь наши глаза уже привыкли к мраку, и всё равно мы едва его видим… Миша, мы так далеко уже углубились в эти подземелья, и я чувствую: мы близко к сердцевине всего этого зла. Но отступать нам некуда. Так что поплыли к этому берегу…

Они уже почти доплыли до берега, когда Таня молвила:

— И я чувствую: там, на поверхности наступил вечер. А ночью я стану ведьмой… И уже сейчас я чувствую: что-то не так со мной… Даже и не знаю, как описать это… будто… будто вихри тёмные во мне рождаются…

Миша испуганно глянул на свою сестру, и увидел, что из её зрачков исходит алое свечение. Ему стало не по себе: рядом с ним была сестра, и в то же время — страшное, враждебное существо. Но всё же он нашёл в себе силы сказать:

— Мы что-нибудь придумаем…