Заклятие Лусии де Реаль (сборник)
Шрифт:
К вечеру люди Рекса, разморенные жарой, ромом и картами, укладываются на палубе, подстелив под себя одеяла. И только Рекс, раскинув ноги и задрав кверху подбородок, дремлет в старом кресле-качалке.
На юго-западе открывается окутанный сизой дымкой маяк мыса Фрир. Издали он похож на поставленный «на попа» цилиндр. И только по мере приближения приобретает очертания изящной средневековой башни и оранжевую окраску.
Из-за мыса, толкая перед собой ватный ком пены, появляется белый пароход с красной ватерлинией и наклоненными назад трубами, которые придают его силуэту эффект стремительности. Пароход делает широкий полукруг, разворачиваясь в сторону Мориона. За его кормой тянется длинный пенистый след.
– «Александр
И будто в подтверждение слов шкипера, пароход, прокашлявшись, гудит громко и радостно. Кажется, он дает всем знать, что возвращается из чудесного края, где белые города, бирюзовое небо, ослепительно-яркое солнце и красивые жизнерадостные люди.
– Он самый, – соглашается со шкипером Эдвин, тоже узнавший знакомые очертания парохода, и, помолчав, добавляет с нотками сожаления в голосе: – Жаль, что Грин его не увидит никогда. Как он, наверное, был бы рад, что сегодня его именем называют корабли…
Александра Грина Эдвин любит с детства. Первая же попавшаяся в его руки книжица в темно-синей обложке – «Избранное» – очаровала и заставила его навсегда увлечься этим обладавшим редкостным даром неудержимого воображения писателем, который силой присущего ему удивительного таланта создал свой, совершенно не похожий на другие светлый и прекрасный мир. Книги Грина обладают необъяснимой магической силой. Достаточно раз прочитать любую из его книг, чтобы после этого хотелось читать ее еще и еще раз, возвращаться к ней постоянно, словно это стихи любимого поэта. Хочется снова и снова посещать чудесные гриновские города, белые и чистые, будто родившиеся из морской пены, полные ярких красок и красивых женщин; хочется вновь и вновь видеть гриновское море с его тающей в голубой дымке далью, которое бороздят пропахшие солью и ветрами стройные парусники, похожие издали на стремительно летящих над самой водой белых птиц; не покидает желание ощутить на своем лице упругий, гудящий в парусах морской ветер, который приносит порой откуда-то издалека пряные запахи далеких южных стран; тянет, наконец, встретиться с гриновскими героями, людьми благородными и смелыми, готовыми в любую минуту прийти на помощь товарищу или стать на защиту слабого. Книги Грина тревожат сердце и будоражат воображение, от них трудно оторваться, как трудно закоренелому курильщику избавиться от своей вредной привычки. В гриновских книгах Эдвин открыл для себя одно удивительное свойство: каким бы мрачным не было иногда настроение, стоит лишь открыть наугад любой его роман или рассказ и прочитать страницу-другую, как тотчас окружающий мир начинает меняться – он вновь, будто по мановению волшебной палочки, расцветает яркими красками и наполняется благоухающими запахами, и от этого на душе становится светло и спокойно, по-прежнему хочется жить, любить людей и быть любимым…
Эдвин не раз с сожалением думал: почему сейчас нет так необходимых людям писателей-романтиков? Именно таких, каким был Грин, этот безудержный мечтатель, умевший, как старое вино, волновать читателя, звать его к светлой, чистой жизни, учивший ценить настоящие, непоказные, счастье и дружбу. Неужели современные писатели разучились мечтать и стесняются высоких и красивых слов? А может, не хотят? Наверное, все-таки не хотят. Им, современным писателям, проще и приятнее рыться в житейском мусоре, если не сказать, дерьме, утверждая при этом, что именно в этом и заключается призвание литератора. Начисто забывая при этом о великой силе мечты. А ведь, как писал другой замечательный русский писатель-романтик Константин Паустовский, именно романтическая настроенность не позволяет человеку быть лживым, невежественным, трусливым и жестоким, потому что в романтике заключена большая облагораживающая сила…
– Да. И судно замечательное, и писатель замечательный! – словно угадав мысли Эдвина, замечает шкипер и, глубоко затянувшись и выпустив облако дыма, продолжает: – Жаль, что давно уже нет таких писателей. Герман Мелвилл, Роберт Стивенсон, Джек Лондон, Джозеф Конрад, Александр Грин – вот, пожалуй, и все настоящие морские писатели. Все остальные… тоже, конечно, писатели. Но не те, что нужны людям… Я хотел сказать, морякам.
– Ну-у-у, – удивленно тянет Эдвин. – Вот уж не думал, что вы читаете книги! – и, спохватившись, что, может, обидел человека, быстро поправляется: – Настоящие книги.
– Ошибаться, – добродушно щуря и без того едва видимые глаза, философски изрекает Джино Росси, – одно из свойств малоопытной молодежи. Почитываем и мы. И надо думать, не меньше вашего. Ежели желаете убедиться в этом, давайте спустимся в мою каюту.
– С удовольствием, – соглашается Эдвин.
– Хоть сейчас, – поддерживает Эдвина Мона.
Каюта капитана оказывается клетушкой два на два метра с узкой, похожей на ящик койкой и двумя привинченными к переборкам полками. На одной лежат судовые документы и навигационные приборы, другая плотно набита книгами. Преимущественно это книги авторов, названных шкипером. Больше всего книг Джека Лондона.
– Вот… это я читаю, – виновато, словно признаваясь в чем-то постыдном, говорит Джино Росси. – Библиотека не ахти какая, можно сказать, корабельная, но все же…
– Ну, что вы! Зря прибедняетесь, – пробежав взглядом по корешкам выстроившихся на полке книг, говорит Мона. – Замечательная подборка. Я ведь тоже люблю читать о море и собрала кое-какую библиотечку…
– Чудесные книги! – почувствовав, что Росси по-настоящему любит книги и ждет похвалы, вторит ей Эдвин. – Сразу видно настоящего ценителя настоящей морской литературы.
– То-то и оно! – довольный похвалой, с усмешкой изрекает шкипер «Удачи». – А вы уж думали, если Джино Росси контрабандист, то ничем, кроме безакцизных товаров, долларов и песо не интересуется. Так ведь? Но я прощаю вас. Вы хорошие ребята, и мне приятно видеть вас пассажирами моей шхуны…
Вот так сюрприз!
Вечер наступает неожиданно и стремительно. Тускнея на глазах, неправдоподобно большой медный диск солнца поспешно опускается за нависшую за далеким горизонтом широкую сине-сизую полосу не то дыма, не то тучи. Проходит несколько минут, и солнце исчезает, словно проваливается в бездну.
«А что, если это навсегда? – думает встревоженная видением столь редкого заката Мона. Но тут же решительно прогоняет эту нелепую мысль. – Какая глупость! Быть завтра ветру или непогоде и только».
После жаркого дня вечерний ветерок кажется прикосновением к лицу нежных детских ладоней. И сразу становится легче дышать.
К вечеру, проспавшись, Вилли Рекс и его дружки какое-то время бродят как неприкаянные по палубе. Не найдя иного занятия, начинают пьянку по новой. На сей раз с разрешения шкипера обосновываются в кубрике. Пьянка обещает быть шумной и обильной. На столе появляются несколько бутылок рома, пиво, консервы со шпротами и икрой, копченые угри, апельсины. Все указывает на то, что застолье может затянуться до утра.
Далеко на юге один за другим зажигаются огоньки в окнах раскиданных по берегу рыбачьих селений. Такое впечатление, что вспыхивают звезды далеких таинственных галактик.
Проголодавшиеся за день Эдвин и Мона, усевшись на затянутую брезентом шлюпку, достают из сумки еду – пирожки с фаршем и бутылку лимонада – и принимаются за ужин. Но едва они начинают свою более чем скромную трапезу, как под брезентом, у самых ног Моны, что-то шевелится, сопит и приглушенным голосом гундосит:
– Я тоже хочу есть!