Заключенный на воле
Шрифт:
Некоторое время спустя появились электрогрузовики. Лэннет предположил, что они прилетели из другого тренировочного лагеря. Рычащие аппараты зависли над горными вершинами. Легионеры горохом посыпались на землю. Несколько минут спустя взрыв разметал огромные деревья, расчистив большую посадочную площадку. На нее приземлились электрогрузовики. Солдаты, выгрузившиеся из них, принялись за поиски повстанцев.
Свободные похоронили своих убитых, затем отправились дальше.
Именно по такому образцу и велась в дальнейшем Марноффарская война.
Три дня спустя после налета Свободных на тренировочную базу две колонны Легионеров, подавив сопротивление повстанцев, подошли вплотную к подземному убежищу. Свободным пришлось отступить. Теперь они оказались слишком далеко от укрепленных позиций Этасалоу и не могли больше наносить по ним удары. Однако они продолжали бесстрашно нападать на колонны противника. Атакуя, отступая, устраивая ловушки на всех возможных путях передвижения, Свободные убивали Легионеров. За каждого убитого повстанца Легионеры расплачивались пятью, семью, а иногда и двадцатью жизнями.
Но Легион восполнял свои потери.
Было принято вынужденное решение задействовать пушку. Трей никогда не промахивалась. Однако каждый выстрел приносил горькие последствия — вся местность почти немедленно оказывалась наводнена Легионерами. У Этасалоу тоже была пушка. Пытаясь отыскать и уничтожить орудие Свободных, Легионеры палили в каждый подозрительный предмет. Пока что они промахивались, как минимум, на целую милю. Однако иногда их выстрелы попадали по пехоте Свободных, несших огромные потери. Расплата за выстрелы из пушки была тяжелой.
Еще через несколько дней войны бойцы-Свободные принесли ужасное, не поддающееся осознанию сообщение. Им удалось опознать убитых Легионеров с ужасными ранами, казавшимися попросту увечьями. И все же было заметно, что недавно их лечили. Присоединившиеся к Свободным Помощники узнали в этих Легионерах людей из своих бывших подразделений. Дикая ярость охватила Свободных. Эти раненые стали для них символом того, что ждет их народ. Всем хайренцам предстоит стать марионетками Этасалоу. Если марионетки ломаются, их чинят, используют, а затем выбрасывают. После этого сражения стали жестокими, как никогда прежде.
Много раз Лэннет спрашивал себя, не успел ли Этасалоу уже переделать и его бойцов.
И все же Свободных медленно, но неизбежно оттесняли к оконечности полуострова.
Однажды утром, после двадцатичетырехчасового марша, а точнее — бегства из готового сомкнуться кольца окружения, Лэннет проснулся на склоне холма, смотрящем на юг. И сразу увидел, что между ним и морем нет больше горных хребтов. Лэннет быстро поднялся на ноги. Небо было чистым, солнце — ярким, но, несмотря на это, Лэннет чувствовал, что день будет тяжелым. Как обычно во время отступления, Лэннет достал из рюкзака маленький тазик и вымылся, насколько ему позволял ограниченный водный паек. Потом сбрил керьяговым ножом щетину и подровнял волосы, падавшие на уши.
Лэннет уже намеревался позавтракать,
Увидев Лэннета, Нэн с возмущением обрушилась на него:
— Этот дурень тянул всю ночь, прежде чем обратиться за помощью!
Лэннет осмотрел рану.
— Выглядит чистой. И я бы сказал, хорошо залатанной.
Нэн кипела от злости:
— Дело не в этом! В рану могла попасть инфекция. Он должен был немедленно обратиться ко мне!
Джарка, уже измученный ее упреками, сказал Лэннету:
— Я ей говорил — мы обеспечивали прикрытие с тыла. — Он повернулся к Нэн: — Я был занят.
Затем, почти без всякой паузы, Джарка вновь обратился к Лэннету. Однако при этом он не смотрел на него. Казалось, он смотрит прямо сквозь Лэннета. Голос Джарки был отстраненным и задумчивым:
— Вы ведь не знаете, какой сегодня день, верно?
Перемена в выражении лица и голосе Джарки была такой внезапной и разительной, что Лэннет даже не знал, что отвечать.
— День?
Джарка словно не слышал его.
— Вы знаете, что моя двоюродная сестра входит в Хайренскую Культурную Братскую Группу?
— Я этого не знал. Сегодня у нее день рождения? — Лэннет оглянулся на Нэн. Та неохотно кивнула.
Джарка продолжал говорить, глядя теперь уже на море:
— Она очень симпатичная девушка, таких нечасто встретишь. И очень добрая. Мы все переживали, когда она уезжала: три года — это долгий срок. Но мы все же гордились ею. Она обещала стать блестящим музыкантом. — Он так резко повернулся к Лэннету, что тот вздрогнул и отступил на шаг. Джарка этого даже не заметил. Его глаза были полны слез. И по щекам тоже катились слезы. — Их часть КБГ должна была прилететь домой вчера. И теперь она тоже в этом аду, вместе со всеми нами.
Лэннет и Нэн переглянулись. Лэннет сказал:
— Быть может, император задержал их на Атике. Он знает, что тут небезопасно.
Джарка выдавил улыбку:
— Хотел бы я надеяться на это. — Со смехом, таким же фальшивым, как его улыбка, он встал, собираясь уйти. — Ладно, надо поесть, пока еще тихо.
Помолчав несколько секунд, Лэннет произнес:
— Полагаю, мы все хотели бы надеяться на что-нибудь, верно?
Нэн занялась уборкой. Кивнув головой, на море, расстилающееся за ее спиной, она промолвила:
— Нам теперь некуда больше бежать.
Выпрямившись, она оказалась лицом к лицу с Лэннетом, на расстоянии вытянутой руки. И вновь Лэннет увидел, как то же самое тревожное, вопросительное выражение коснулось тенью ее ярких карих глаз, полных губ, изогнутых бровей. И точно как прежде сердце Лэннета твердило ему, что он действительно видел это. А его рассудок говорил, что все это мечты, обычная дрожь усталости, которую он хотел бы принять за подтверждение… чего? Лэннет едва расслышал слова Нэн: