Заключенный на воле
Шрифт:
— Я пришел, Астара, — сказал он. — Ты вызвала меня.
Женщина была элегантна. Облаченная с ног до головы в черное, она была так же пряма, как посох, который она держала в правой руке. Но странный наклон ее тела выдавал тайну: чтобы стоять так прямо, женщине необходима была опора. И все же на ее прекрасном лице была написана привычная безмятежность. Когда женщина поклонилась в ответ на приветствие Халиба, ее серебряные волосы, струящиеся по спине и плечам, замерцали в свете свечей подобно расплавленному металлу. Голос женщины был низким и певучим.
— Я просила тебя прийти, Возвышенный.
Халиб вспыхнул.
— Милые комплименты и грубая критика. Чего, по-твоему, я не должен был заметить?
Ответная улыбка женщины была исполнена печали.
— И то, и другое шло от чистого сердца. Но важно лишь одно. Люди, которые заботятся друг о друге, часто обмениваются комплиментами, чтобы доставить другому приятное. Но лишь те, кто заботится друг о друге по-настоящему, могут честно критиковать друг друга. Ты очень дурно обошелся с капитаном Лэннетом. Ты уверен, что это было необходимо?
— Он стал неузнаваем — ты это имеешь в виду? Операция, другие отпечатки пальцев — я знаю, что это больно, но это было необходимо, ради его же безопасности. Он прошел подготовку, получил новое имя, другую биографию. Это трудно…
— Хоть я и слепа, но знаю, что сейчас ты покраснел, — перебила императора Астара. — Я знаю, что ты смотришь в сторону, а не мне в глаза. И я знаю, чем это вызвано. У Взыскующей слишком много друзей и слишком много глаз, чтобы ее можно было обмануть такими увертками. Я говорю о последнем позорище, о ночном допросе.
— Он держался великолепно! — выпалил Халиб. И сам удивился гордости, прозвучавшей в его словах. — Он понятия не имел о том, что это проверка, — поспешно продолжил император, — и все-таки не дрогнул. Я признаю, мои методы весьма суровы. Но ты должна признать, что они эффективны. А цель действительно оправдывает средства.
— Когда-нибудь он спросит себя: сколько еще испытаний ты собираешься взвалить на его плечи? Ты велишь ему совершить убийство. Ты подверг его пыткам, чтобы проверить, сможет ли он их выдержать. Ты подвергаешь опасности женщину, которую он любит.
Халиб почувствовал острую боль. В него словно впились две иглы: одна — в левое плечо, а вторая — в живот, чуть выше пояса. Императору до безумия хотелось схватиться за больные места, но он очень сильно подозревал, что это — дело рук Астары. Халиб скрипнул зубами и заставил себя ответить на слова Взыскующей, по возможности не обращая внимания на все остальное.
— Ты пользуешься очень удобной системой стандартов! Ты осуждаешь мои действия, и в то же самое время и ты, и твои последователи пользуются плодами моих трудов. Этасалоу — не только твой враг, но и мой. Или, может, ты скажешь, что горюешь о нем?
— Может, ты скажешь, что смерть Этасалоу — твоя единственная цель?
Две стрелы вспыхнули, потом исчезли. Вздрогнув от боли, Халиб отступил на шаг и хрипло произнес:
— Ты не вправе знать мои мысли. Ты не должна этого делать. Это запрещено договором. Ты обещала это мне здесь, в этой самой пещере, как прежде обещала
— Мое обещание нерушимо.
Слова эти были преисполнены не только резкости, но и неодобрения. Прежде чем добавить что-либо еще, Астара надолго умолкла, чтобы дать Халибу возможность прочувствовать и то, и другое. Затем ее голос смягчился.
— Я догадалась о твоих планах потому, что понимаю твои намерения так же хорошо, как и терзающие тебя искушения. Твои цели высоки и более благородны, чем у любого из твоих предков. Они заставляют меня гордиться знакомством с тобой. Но мне хотелось бы, чтобы ты использовал более достойные средства. Когда я вижу события, напоминающие мне о жестокости Прародителя, я боюсь за тебя.
Халиб вскинул руки, словно пытаясь предотвратить опасность, и огляделся по сторонам.
— Не надо так говорить, Астара! Даже здесь! Он свят, он…
— Мертв все эти сотни лет, — докончила за него женщина, и голос ее был резок. — Он был бессердечным человеком при жизни, а умерев, оставил после себя горькое наследство. Твой мифический Прародитель устроил мятеж и захватил флотилию, которую использовали для перевозки каторжников. Это и было его главным достижением. Его методы — наихудшая часть человека. Это власть зверя. Ты, а до тебя — твой отец восстали против этого. Ваша империя рухнула бы много поколений назад. Но эффективность Люмина зиждется на его дискриминационной политике в сфере образования. И еще на том, что империя держит под своим контролем все космические корабли. Теперь же ты столкнулся лицом к лицу с хитроумным техником, у которого достанет силы полностью перекроить то, что ты называешь империей, и даже то, что ты называешь человечеством.
Халиб вытер лоб и взглянул на Астару с беспокойством, граничащим с подозрительностью.
— Ты знаешь, что я согласен с тобой в вопросе об империи. Ей нужны перемены. Жизнь и смерть людей не должны зависеть от прихотей какого-то одного человека или от законов, которых эти люди не принимали. Здесь мы с тобой единодушны. Но при этом ты стремишься вести поиск в сердцах и в умах. Ты пытаешься заставить каждого обратить свои силы к добру. Я же обитаю на поле боя, где невозможно спрятать меч в ножны, и где фактором первостепенной важности является то самое зло, которое гнездится в каждом из нас — даже ты это признаешь. Я прошу Взыскующую о помощи, но я все равно буду сражаться по-своему. Помоги мне. Или отойди в сторону.
Усмехнувшись, Астара сделала три шага и преодолела разделявшее их расстояние. Шаги ее были неуверенны, и эта неуверенность снова безжалостно продемонстрировала, что женщине и вправду не обойтись без посоха. Астара протянула руку и коснулась щеки Халиба.
— Я люблю тебя с тех самых пор, как ты появился на свет, мой уклончивый, мой обманчивый друг. Я не могу всегда одобрять тебя. Иногда я восхищаюсь тобой, иногда — сожалею о твоих поступках. Но я люблю тебя. Какие бы планы ты ни строил относительно капитана Лэннета, я прошу тебя подумать как следует. Особенно о тех подробностях, в которые ты его не посвящаешь. Ты же понимаешь — он принадлежит и мне. О да, конечно, он противостоит и мне, и Взыскующему. Но он мой — а следовательно, и твой, Возвышенный. Пожалуйста, будь осторожен. Ради нас обоих.