Закниженная пустошь
Шрифт:
Что бы вы ни выбрали, – за свой выбор еще придется повоевать, буквально повоевать, ведь это будет решающий момент вашей жизни. Самое сложное будет, когда все закончится, – и вы не узнаете сразу, сию минуту, получилось у вас или нет. Какое-то мимолетное время – доли секунды, не более, – вы замрете с закрытыми глазами, еще не зная, что ждет вас дальше. И вот это-то волнительное ожидание и будет тем, ради чего и было все это, вообще все, и вам нужно только открыть глаза, – но на этом ваша история закончится, и вы не успеете узнать, получилось у вас или нет…
Осень, которая не осень
Осень…
(…я по-прежнему говорю – осень, хотя здесь уже не было
…итак, осень ознаменовалась двумя событиями, которые выбили меня из колеи. Если вообще что-то могло выбить меня из колеи после События.
Прежде всего, Сеть разорвала меня напополам – и хотя у меня уже не было тела, а потому не могло быть крови, разломанных костей, разорванных сухожилий, – после этого я чувствовал себя неважно. Может, потому, что раньше никто не разрывал меня пополам. Впрочем, виноват я сам, и больше никто, у Сети были все поводы, чтобы так поступить. Я уже давным-давно сам все больше делил себя на две части – одна часть меня общалась с коллегами, решала рабочие вопросы, а вторая часть меня вместе с такими же отчаянными головами создавала сказочные миры. Так что неудивительно, что Сеть вполне справедливо решила, что я, который проектирует бытовую технику, и я, который рисует трехмерные модели фантастических городов, – это два разных я, и совершенно нечего им быть вместе.
Может, это и было справедливым, но мне от этого было не легче – я чувствовал себя буквально разорванным пополам, каждый я пытался найти второго себя, но чем больше искал, тем больше понимал, что одному мне совершенно не о чем говорить со вторым мной, мы слишком отдалились друг от друга за годы и годы.
Но это было еще не все – этого Сети показалось мало. Она решила – и опять же, вполне справедливо, – что поскольку я так тесно переплелся со своими единомышленниками, нет смысла рассматривать нас, как отдельных личностей, и гораздо удобнее объединить всех десятерых (позже я узнал, что нас было целых пятнадцать), в одно сознание, один разум, создающий дивные города. Мы хотели было возмутиться, да что там – мы должны были возмутиться, где это видано, чтобы кучу людей объединяли в одного, – но к своему немалому удивлению обнаружили, что слишком похожи друг на друга, между нами слишком много общего, чтобы нас разделять, у нас оказались даже одинаковые мысли, мелкие повседневные привычки, тайные страхи.
Проще всего было сказать себе, что Сеть оказалась умнее нас, и ей виднее, что надо делать, и нам осталось только довериться нечеловеческому разуму – но это было бы слишком просто. Я понимал, что это только начало, что Сеть еще себя покажет, и нам еще придется отстаивать свои интересы.
И как показали дальнейшие события, я не ошибся…
Дом Бетти
Этот дом будет моим, говорю я себе.
Какой дом?
Да вот этот, чудесный дом в три этажа с лакированной скрипучей лестницей, ведущей наверх, с узкими стрельчатыми окнами, с двумя входами – парадным и черным, с башенкой, в которой можно пить вечерний чай и смотреть на звезды, с чердачной комнатой, в которой по вечерам светят фонарики, с большим залом, в котором весело потрескивает пламя камина.
Этот дом будет моим, говорю я самому себе. Слишком долго скитался по белу свету, слишком долго искал счастья.
Я смотрю на Бетти, осторожно ощупываю её сознание, приказываю посмотреть на меня – и тут же поспешно отвожу взгляд. Снова. Снова. И снова. Ей нравится эта игра, мне тоже, завлекает все больше и больше. Другие люди за столом ничего не замечают, я хочу послушать их мысли, тут же передумываю, какое мне дело до них, в конце-то концов…
Поднимаем бокалы, пьем за здоровье Бетти. Я завожу какой-то неловкий разговор, каково это – быть хозяйкой такого большого дома, Бетти смотрит на меня как-то недоуменно, чувствую, что сболтнул что-то не то, впрочем, как и всегда, где это видано, чтобы я сбалтывал что-то то.
Темнеет.
Я снова подключаюсь к Бетти, я приказываю ей выйти в сад, я чувствую замешательство Бетти, неясную тревогу – когда она кутается в шаль, зачем-то берет зонтик, сама не знает, зачем.
Я жду.
Бетти выходит на дорожку, чуть подсвеченную фонарями, – я продолжаю вести Бетти, я делаю вид, что оказался в саду случайно, я заставляю её поверить, что я оказался тут случайно. Говорю какие-то ничего не значащие фразы про погоду, про то, что ночи что-то холодноваты, что вроде пора уже наступить теплу…
Я говорю, сам не слышу себя, я слушаю Бетти, я заставляю её слушать мое сознание, я приказываю ей…
…этот дом будет моим, говорю я себе.
Будет.
Моим.
Да вот этот, чудесный дом в три этажа с лакированной скрипучей лестницей, ведущей наверх, с узкими стрельчатыми окнами, с двумя входами – парадным и черным, с башенкой, в которой можно пить вечерний чай и смотреть на звезды, с чердачной комнатой, в которой по вечерам светят фонарики, с большим залом, в котором весело потрескивает пламя камина.
Этот дом будет моим, говорю я самому себе. Слишком долго скитался по белу свету, слишком долго искал счастья.
Я смотрю на Бетти, осторожно ощупываю её сознание, приказываю посмотреть на меня – и тут же поспешно отвожу взгляд. Снова. Снова. И снова. Ей нравится эта игра, мне тоже, завлекает все больше и больше. Другие люди за столом ничего не замечают, я хочу послушать их мысли, тут же передумываю, какое мне дело до них, в конце-то концов…
Люди пьют за наше здоровье, за здоровье молодых. Я завожу какой-то неловкий разговор о том, что семья это не только большая радость, но и большой труд, и очень жалко, что в наше время не все это понимают, то ли дело раньше… Пожилые гости снисходительно кивают, улыбаются мне, кажется, у меня получится стать своим, ну или почти своим в этом странноватом городке. Я пытаюсь прислушаться к их мыслям, – мыслей слишком много, все какие-то простые, ни о чем, надо бы постельное белье поменять, и одеяло подшить, и шифер на крыше подправить, и что-то лето в этом году холодноватое, скорей бы теплее стало, а то из дома выбираться не хочется, а пора бы уже, и в город съездить…
…этот дом будет моим, говорю я себе.
Будет.
Моим.
Да вот этот, чудесный дом в три этажа с лакированной скрипучей лестницей, ведущей наверх, с узкими стрельчатыми окнами, с двумя входами – парадным и черным, с башенкой, в которой можно пить вечерний чай и смотреть на звезды, с чердачной комнатой, в которой по вечерам светят фонарики, с большим залом, в котором весело потрескивает пламя камина.
Этот дом будет моим, говорю я самому себе. Слишком долго скитался по белу свету, слишком долго искал счастья.
Я смотрю на Бетти, осторожно ощупываю её сознание, приказываю подойти к столу в кабинете, выдвинуть ящик, вытащить револьвер, да-да, вот так, теперь приставить к виску…
Этот дом будет моим, говорю я себе.
Сбивчиво объясняю что-то следователю, да я сам в шоке, нет, меня дома не было, я тут в город поехал, машину подправить, только вечером домой вернулся, а тут такое… Нет, не я, нет, соседи обнаружили, чета Памкинсов, они в доме были, когда я пришел… они и полицию вызвали… да я сам в шоке…