Заколдованная земля
Шрифт:
Однажды я изучал в купэ карты, когда меня обеспокоил выстрел. На этих морозных высотах он разнесся с необыкновенною силой. Я выскочил поспешно вон.
Бесконечная снежная равнина утопала в кровавом свете огненно-красных туч, из которых выглядывал желтый круг солнца. В этом магическом свете я увидел косматую фигуру, исполняющую, несмотря на сильный мороз, в сугробе настоящий медвежий танец. Фигура махала ружьем. А потом послышался голос, знакомый голос Фелисьена, в бесконечных вариациях повторяющий памятные слова: «Ура! замечательный выстрел! Да здравствует Алексей Платонович! Ура!»
— Что с тобою, несчастный? — бросился я к нему с вопросом.
Фелисьен Боанэ перестал напрягать свои силы, принял позу и поглядел на меня с гордым видом.
— Что? А вот что! — выдохнувши столб пара, крикнул он. — Я только что сделал первый выстрел в этой отвратительной пустыне. Что ты на это скажешь? Вон лежит! Ворон, ворона, грач, — чего хочешь! Для меня все равно. Но я думаю, что эта птица принесла нам визитную карточку Алексея Платоновича!
На снегу действительно лежал подстреленный ворон.
Фелисьен сразу стал героем дня.
Случайно он увидел низко летевшую черную птицу, которая напрасно старалась мощными ударами крыльев бороться с сильным ветром. Фелисьен бросился к саням за ружьем и выстрелом сшиб ворона на снег. Очевидно, птицу занесло ветром с северо-востока.
Не направлялась ли она с самого восточного берега? Я сомневаюсь в этом. Но это живое существо, так внезапно появившееся среди мертвой пустыни, влило в нас новые силы. Так может быть, что сказки о свободной ото льда центральной части Гренландии окажутся правдой! Надежда, так уже упавшая духом за последние печальные дни, воспрянула снова с прежней силой.
Через несколько минут палатки были разобраны. Мы вскочили в машину и с криками «ура» и маханием флагов оставили памятное становище. Много данных говорит теперь в пользу успеха экспедиции.
В течение долгих минут молчания я думал об электрической буре, которая пролетела вчера ледяным полем. Где она возникла? Я не верю, что на ледниках. Дикая фантазия рисует у меня перед глазами странные картины. Насколько превзошла их, однако, действительность!
XII.
Туман. Уже вчера вечером стоял он грозно, словно подстерегая нас, на всем восточном горизонте. Теперь он пал на нас. Плотная, ледяная, серая пелена кругом. Может быть, это облако? Этот туман прямо-таки неподвижен. Ничего, кроме серой, влажной, тяжелой пелены, и возможность видеть лишь на несколько шагов пред собою. Жуткое чувство овладевает всеми нами. Что находится впереди нас?
Что касается меня, невероятная тревога душит меня, как кошмар. В голове засело какое-то навязчивое представление, что я слечу в какую-нибудь неожиданно появившуюся пропасть.
Но это обман. Ледяное поле кругом лежит плотной массой, и кажется, что пространство его бесконечно. Снеедорф издал строгий приказ не удаляться ни на шаг от машины. Мы беспрекословно повинуемся ему, так как одна мысль заблудиться в этом хаотическом пустынном сумраке, объятом суровым молчанием, — ужасна.
Двигаемся мы невероятно медленно, с крайней осторожностью. Я советовал сделать полную остановку... но остался в меньшинстве.
Ледяная равнина склоняется в этих местах к востоку. Возможно, что это только незначительная волнистость ледяной поверхности.
Мы так утомлены и измучены мглою, что не в состоянии придавать большого значения этому явлению. Но тут есть еще кое-что другое, — термометр, который заставляет любопытство перейти в ужас. Он стоит очень низко.
— Настоящая весна!.. — провозглашает Фелисьен.
Снег в некоторых местах влажен. Является ли это тепло следствием или причиной туманов? Мы молчим. Находимся в состоянии напряженного, почти болезненного ожидания. А кругом высится непрерывная глухая стена серых паров.
В тумане как-то странно звучит взволнованный голос Гальберга. Стеффенс что-то торопливо отвечает ему. Удары мотора становятся особенно звучны и отчаянно быстры. И вдруг совершенно умолкают. Я подхожу ближе и вижу, что автомобиль стал. Впрочем, «подхожу» — выражение не подходящее. Я бреду, в полном смысле этого слова, к машине по размякшему снежному болоту и сразу вижу, что машина глубоко опустилась в него.
Вперед двигаться в этом направлении мы не можем. Необходимо назад. Вышли те, кто был внутри машины. Мы устроили наскоро совет. Попытка высвободить машину при помощи ее моторов не удалась. Винты начали двигаться в обратном направлении, но они вращались, к сожалению, безрезультатно, чмокая в размякшей снеговой каше.
Если остаться в таком положении до того времени, когда подморозит, мы покроемся льдом и замерзнем. Я гляжу на термометр с жутким чувством.
Настала хлопотливая работа в течение нескольких часов; лопатами отбрасывали мы мокрый снег; устроили целую систему рычагов и сделали попытку поднять машину из снежного болота.
Пот лил с нас ручьями, между тем как туман душил нас, как кошмар. Петер Гальберг поднял кверху особым механизмом четыре толкающих вперед винта машины. Она лежала теперь на своем челнообразном дне. Мы принесли веревки. Наступила решительная минута. Мы запряглись все без исключения: от удачи опыта зависело наше спасение.
Восемь человек и собака по колени в снежном болоте выбивались из сил, таща автомобиль. Веревки натягивались до того, что готовы были лопнуть. Мы налегали на лямки, скользили, падали и опять вставали; переводили дух, тяжело дыша, почти касаясь головой ледяного поля. Сив ворчал от возбуждения, и на лбу у него наливались жилы. С лаем Гуски бросался в постромках вперед и тянул так, что бока его быстро западали.
Представьте себе такую картину: покрытая льдом машина на бесконечной пустынной равнине, кругом машины клубок съежившихся, худых, покрытых сосульками мертвых тел, которые ближайшая метель покроет слоем снега — и вы поймете, почему мы с таким отчаянным упорством напрягали последние остатки сил.
Автомобиль закачался; рычаги затрещали. Вот, кажется, он немного тронулся с места; в самом деле, он двигается вперед медленно, страшно медленно, но непрерывно.