Заколдованные леса
Шрифт:
Не успел первый гомид замолчать, как его поддержал второй, сказав, что придворный, обнаруживший пропажу, должен быть допрошен с особым пристрастием; а пропажу обнаружил я.
Третьим заговорил мой задушевный друг, который открыл мне в свое время, что горожане .решили убить короля. Не таясь и без стыда говорил он-и откровенным бесстыдством звучали его слова.
– Приветствую вас, горожане,-сказал он,-приветствую и надеюсь, что бог не заставит нас чересчур часто обсуждать столь печальные события. Мы нередко повторяем присловьа:
"На закате завывает колдунья, на рассвете умирает ребенок-не ясно ли, кто его погубил?" Ужели не ясно вам, горожане, что Акара-огун украл королевскую собаку-дар Небесного Кузнеца
Сказав так, мой друг повернулся ко мне и воскликнул:
– Я вижу, ты не стыдишься смотреть мне в глаза - и, значит, бесстыдство воистину бывает беспредельным! Я заклинал тебя не сплетничать-ты принимался мерзко злословить. Я умолял тебя не завидовать--ты сгорал от неистовой зависти. Я предостерегал тебя от воровства-ты нагло украл дар-Небесного Кузнеца. Явившись сюда как безродный бродяга ты подольстился к нашему королю и начал изображать из себя .знатного гомида. Разве не знаешь ты, что, чем выше вознесешься в неправедности своей, тем ниже низвергнешься на глазах у людей? Разве не ведомо тебе, что длинна тропа воровства, да расплата всегда близка? Ты явился в чужой город-сунулся в воду, не ведая броду,-присвоил королевское
имущество, прельстившись наглым воровским присловьем:
"Что твое, то мое, а что мое, тебе дела нет", и надеешься выбраться сухим из воды, но сухим ты не останешься, ибо тебе предстоит потонуть в собственной крови, когда король отдаст тебя на растерзание подросткам.
Дрожа от негодования и ужаса, выслушал я .слова своего бывшего друга, а попытавшись ответить ему, лишь залился безмолвными слезами, ибо, хотя город тот был большой и многолюдный, только друг мой-один во всем городе-знал самые сокровенные помыслы мои, так что словам его поневоле приходилось верить, однако любое из них таило в себе ядовитую клевету.
Наконец я все же справился с горькой обидой и, заговорив, сказал так:
– Воистину перевелись на земле правдивые существа и не осталось под светлыми небесами друзей, которым стоило бы доверять. Воистину верно звучит речение: "Заведи себе сто друзей, дабы один из них пришел тебе на помощь в беде- но не удивляйся потом, что и он стал врагом"! Не ты ли, предатель, делил со мной горести трудностей, радости праздности и трапезы в празднества? Не тебя ли любил я превыше всех в этом городе? А .впрочем, винить мне надо лишь себя самого. Я искал несчастий, и они обрушились на меня; я шел навстречу измене, и Она не замедлила встретиться мне; я пригрел на груди змею, и она подло ужалила меня в извечной злобе своей. Дружба с предателем обернулась предательством, однако мотылек, воюющий со скалой, поплатится и пыльцой на крыльях, и головой, а злодей сгинет от своего же злодейства... и, прежде чем умереть, я отплачу тебе за все!
С этими словами выхватил я из-за пояса кинжал, и мой удар отправил предателя к предкам; отплатив ему, я быстро разделался со старейшинами гомидов, ибо ярость парализовала их и они не смогли противостоять моему натиску,- а пощадил я только короля.
Подростки следили за мной во все глаза, и, когда возмездие было завершено, я приказал им предать трупы земле,. однако она затвердела, словно каменная, ибо не желала принимать грешников; тогда я повелел подросткам бросить убитых в море, но волны выкинули их на берег; а когда трупы зашвырнули на деревья, те стряхнули их, как ядовитых гадов. И только цепи, спущенные с небес, выдержали тяжесть мертвых злоумышленников,-так
Между тем все это не на .щутку разохотило подростков к убийству, и только наступление ночи спасло меня от гибели, ибо темнота разогнала нас по домам.
На другое утро я пробудился довольно поздно: солнце уже блистало в небе, когда меня покинули сны. Встав с циновки, я накинул на плечи одеяло и вышел во двор, чтобы взглянуть яа утренний мир, а оглядевшись, заметал толпу подростков с дубинами, беспорядочной толпой шагавших к моему дому. Сначала я не понял, куда они спешат, а когда понял, время было уже безнадежно упущено. Не дав мне укрыться в доме, подростки сдернули с меня одеяло, связали мне руки за спиной, а потом с гиканьем ворвались в мой дом, собрали все ценное, что у меня было-и купленное на местном базаре, и полученное в подарок от короля, и приобретенное за время скитаний,-связали в узлы, погрузили узлы на головы детям и поволокли меня по улицам на Базарную площадь, безжалостно стегая в пути кнутами, так что кожа моя вскоре вспухла множеством кровавых рубцов.
На Базарной площади подростки приказали мне спрыгнуть в заранее вырытую для меня яму и, когда я подчинился, повелели мне выпрямиться, закидали яму землей и плотно утрамбовали, так что над поверхностью земли осталась у меня только голова. Затем они выбрили мне голову мясницким ножом и обмазали ее медом для привлечения мух - за несколько секунд их слетелось великое множество, и воздух наполнился оглушительным жужжанием. Потом вокруг меня разбросали мои пожитки и разложили вкуснейшие яства, укрепили на вбитом передо мной столбце издевательскую надпись: "Смотреть-смотри, а есть-не моги"-и принялись всячески му-читъ. Поначалу я терпел молча, потом стал умолять о пощаде-разумеется, тщетно,-потом залился слезами и плакал, пока не выплакал все слезьг, но, как матерая ведьма рожает
ведьмочек, а когда устанет, все равно рожает, так и подростки, вместо того чтобы проявить жалость ко мне, лишь удесятерили свое мучительство, хотя их давно уже одолевала усталость. Наконец, однако, они выбились из последних сил и разошлись по домам.
А я уже примирился с мыслью о смерти, ибо у меня не
было ни малейшей надежды спастись: я позабыл о том, что Господь все видит, хотя порой долго медлит, прежде чем
явить свою волю. Меня закопали около одиннадцати утра, а к двум часам дня надо мною собрались тучи, и в половине третьего хлынул проливной дождь. Нечего, конечно, и говорить, что дождь как надо мною начался, так надо мной и кончился, что дождевые капли едва не изрешетили мне голову в мелкое решето, но вскоре это наказание обернулось милостью, ибо когда дождь кончился и я смог оглядеться, то обнаружил, что почва вокруг меня намокла и отмякла. Я попытался вылезти и, затратив много усилий, но немного времени, вылез, быстро собрал самое ценное из моего разбросанного вокруг имущества, наскоро перекусил подмоченными яствами, взвалил на плечи узел с имуществом и был таков.
Быстро, впрочем, только рассказ рассказывается, а жизнь проживается трудно и медленно: на самцом-то деле был я таков, что валился от усталости с ног, и, добравшись до какой-то ямы, решил немного передохнуть. А яма оказалась могильной" помойкой, куда горожане сбрасывали издохших животных,. ибо ели только мясо убоины, а падалью никогда не питались. Не успел я спрыгнуть в яму, как меня чуть не удушила адская вонь, и, куда бы я ни ступал, под ногами у меня хрустели кости. Оглядевшись, я усмотрел неподалеку цельного козла и решил посидеть на .нем для отдыха и восстановления сил, однако издох он дня четыре назад, и его цельная твердость обернулась трупной раздутостью, так что, едва я сел на него, он взорвался, будто бомба, и меня облепили его смердящие внутренности.