Заколдованный замок (сборник)
Шрифт:
В полдень, чувствуя себя до определенной степени окрепшими и посвежевшими, мы продолжили поиски провизии. До самого заката мы с Питерсом попеременно ныряли в кладовую и каждый раз возвращались с добычей. Всего нам посчастливилось достать четыре баночки с маслинами, еще один окорок, оплетенную бутыль с почти тремя галлонами превосходной мадеры, и, что обрадовало нас больше всего, маленькую галапагосскую черепаху. Несколько таких черепах капитан Барнард перед самым отплытием взял на борт со шхуны «Мэри Питтс», которая ходила в Тихий океан за тюленями и только что вернулась.
В последующей части моего повествования я буду часто упоминать этот вид черепах. Как наверняка известно большинству моих читателей, этот вид обитает в основном на архипелаге, называемом Галапагосские острова, причем название это происходит от слова, обозначающего вид животного: испанское слово «gal'apago» означает пресноводную черепаху. Из-за особенностей внешнего вида и поведения ее иногда
Та, которую нам повезло поднять из кладовой, весила немного, всего фунтов шестьдесят пять или семьдесят. Это была самка в прекрасном состоянии, очень жирная, и в подшейном мешке у нее находилось больше кварты чистой сладкой воды. Для нас это стало настоящим сокровищем, и, как один пав на колени, мы горячо возблагодарили Господа за столь своевременную помощь.
Вытащить черепаху через отверстие в палубе оказалось необычайно трудно, потому что она обладала просто поразительной силой и отчаянно сопротивлялась. Она уже была близка к тому, чтобы вырваться из рук Питерса и скользнуть обратно в воду, когда Август накинул ей на шею веревку с петлей и удерживал ее таким образом, пока я прыгал к Питерсу и помогал ему поднимать животное.
Воду мы бережно перелили в кувшин, который, напомню, подняли раньше из кают-компании. После этого мы отбили горлышко у одной из бутылок и заткнули его пробкой, чтобы получилось некое подобие бокала, в который помещалась примерно восьмая часть пинты. Потом каждый из нас выпил по этой мере, и мы уговорились, что это будет нашей дневной нормой воды.
В течение последних двух-трех дней стояла сухая приятная погода. Покрывала, которые мы вытащили из кают-компании, и наша одежда полностью высохли, поэтому ночь (на двадцать четвертое) мы провели в относительном удобстве, наслаждаясь безмятежным отдыхом после обильного ужина, состоявшего из маслин с окороком и глотком вина. Чтобы наши припасы ночью ненароком не сдуло ветром в воду, мы покрепче привязали их веревкой к обломкам брашпиля. Черепаха, которую мы хотели сохранить живой как можно дольше, была перевернута на спину и тоже аккуратно привязана.
13
24 июля. Это утро мы встретили отдохнувшими и в хорошем настроении. Несмотря на угрожающую нам опасность; не зная своего местоположения (хотя было понятно, что мы находились далеко от суши); не имея достаточного количества пищи, чтобы при самой строгой экономии протянуть больше двух недель, и почти совсем без воды; перемещаясь по воле волн и ветра на самой ненадежной посудине в мире, мы считали нынешние наши тяготы обычными неприятностями по сравнению с теми ужасными горестями и опасностями, которых мы так недавно и так благополучно избежали — вот как относительны понятия добра и зла.
На восходе солнца, когда мы готовились возобновить попытки достать что-либо из кладовой, хлынул сильный дождь с молнией, и мы переключили внимание на сбор воды покрывалом, которое уже использовали для этих целей ранее. Мы растягивали покрывало, положив на его середину цепь. Вода, собираясь в центре, просачивалась сквозь ткань в кувшин. Таким образом мы наполнили его почти полностью, когда налетевший с севера мощный шквал заставил нас прекратить попытки, потому что бриг начало так раскачивать, что устоять на ногах было невозможно. Мы пошли на нос, как раньше, крепко привязали себя к остаткам брашпиля и стали ждать развития событий гораздо спокойнее, чем
25 июля. Утром ветер стих до бриза в десять узлов, а море успокоилось настолько, что мы смогли лечь на палубу, чтобы обсохнуть. Но нас ждало жестокое разочарование: оказалось, что две банки маслин и окорок смыло за борт, несмотря на то что они были тщательно привязаны. Мы решили пока не убивать черепаху и довольствоваться завтраком из нескольких маслин и меры воды, наполовину смешанной с вином, — это придало нам бодрости и сил, а не вызвало тяжелое опьянение, как портвейн. Море еще было слишком неспокойным, чтобы возобновлять поиски в кладовой. За день в прорубленной на палубе дыре всплыли несколько предметов, бесполезных для нас в нашем положении, и были тотчас смыты за борт. Также мы заметили, что корпус судна накренился сильнее обычного, так что на палубе невозможно было устоять, не привязавшись к чему-либо. Ввиду этого время тянулось в напряженном ожидании. В полдень солнце встало почти в зените, и у нас не осталось сомнений, что затяжными северными и северо-западными ветрами нас приблизило к экватору. Вечером мы заметили акул и были несколько встревожены тем, как одна из них, особенно большая, безо всякого страха подплывала прямо к нам. Когда судно сильно накренилось и часть палубы ушла под воду, это чудовище оказалось совсем рядом, покружило немного над входом в кают-компанию и сильно ударило хвостом Питерса. Потом мощная волна наконец выбросила ее за борт, и мы облегченно вздохнули. При хорошей погоде мы бы без труда ее поймали.
26 июля. Утром, когда ветер стих и море более-менее успокоилось, мы решили продолжить исследование кладовой. После целого дня бесплодных поисков мы поняли, что рассчитывать больше не на что, так как ночью вода разбила перегородку и все, что было в кладовой, смыло в трюм. Нужно ли говорить, что это открытие повергло нас в уныние.
27 июля. Море спокойное, легкий ветер по-прежнему дует с севера и северо-запада. В полдень стало очень жарко, и мы занялись сушкой одежды. Купание в море прекрасно помогало справиться с жаждой и вообще оказывало благотворное воздействие, но делать это нам приходилось с большой осторожностью: днем мы видели несколько акул, плававших вокруг брига.
28 июля. По-прежнему стоит хорошая погода. Бриг начал так крениться, что мы испугались, как бы он не перевернулся вверх дном, и приготовились к этому бедствию: привязали черепаху, кувшин с водой и две оставшиеся банки с маслинами как можно выше на наветренной стороне корпуса, ниже вант-путенсов. Весь день море оставалось очень спокойным, ветер почти не ощущался.
29 июля. Такая же погода. На раненой руке Августа появились первые признаки гангрены. Он жаловался на сонливость и постоянную жажду, но острой боли не чувствовал. Мы ничем не могли ему помочь. Единственное, что мы могли делать, — это смазывать раны уксусом из маслин, но от этого лучше ему, по-видимому, не становилось. Стараясь хоть как-то облегчить ему жизнь, мы утроили его порцию воды.
30 июля. Необычайно жаркий день. Все утро вокруг брига кружила гигантская акула. Мы несколько раз попытались поймать ее веревкой с петлей, но безуспешно. Августу стало намного хуже, от отсутствия должного лечения он страдал не меньше, чем от самих ран. Он умолял избавить его от мучений, желая одного — смерти. Вечером доели последние маслины; вода в кувшине настолько испортилась, что пить ее без добавления вина было невозможно. Решили утром убить черепаху.
31 июля. После беспокойной, утомительной из-за положения брига ночи убили и вскрыли черепаху. Она оказалась намного меньше, чем мы ожидали, хоть и в хорошем состоянии. Всего мяса набралось не больше десяти фунтов. Чтобы сохранить его как можно дольше, мы мелко нарезали и наполнили им три оставшиеся банки из-под маслин и винную бутылку. Таким образом удалось отложить три фунта черепашьего мяса, и мы условились не прикасаться к нему, пока не доедим остальное. Решили ограничить себя четырьмя унциями мяса в день — так наших запасов хватило бы на тринадцать дней. На закате прошел короткий дождь с сильной грозой, но он продолжался недолго, так что нам удалось собрать всего около половины пинты воды. Воду эту, по общему согласию, мы отдали Августу, который уже, казалось, был на последнем издыхании. Пил он прямо из покрывала (во время дождя мы положили его под ним, чтобы вода текла ему прямо в рот), потому что у нас теперь не осталось посуды для хранения воды. Разве что можно было вылить вино из оплетенной бутыли или застоявшуюся воду из кувшина, и мы бы это непременно сделали, продлись дождь еще.