Закон абордажа
Шрифт:
Но, в конце концов, слов данное разбойникам, стоит немного, да и неизвестно, сколько там этого золота, если оно, конечно, есть.
Должен же все это кто-то тащить!
А с преосвященным пусть епископ Геоанадаканский и примас Дальних Земель дон Кольяно разбираются! Доставит в целости и сохранности с его сундуком!
— Ладно, — молвил он, обращаясь к пиратам. — Вы все пойдете с нами… по карте святого отца. Этих, — указал он на Игерну и по-прежнему апатичного Эохайда, — заковать и глаз с них не спускать!
Ронкадор поклонился ок Серчеру:
— Вам, ваше преосвященство, как и вашему спутнику, ничего не угрожает: вы среди верных сыновей
— Я не в обиде, сын мой, — улыбнулся епископ. — Хотя должен заявить, что донна Альери, назвавшаяся также донной Лейлой, является фамильяром ордена Длани Элла…
Ронкадор чуть не простонал. Видимо, скоро выяснится, что его матрос Довмонт — сын сурийского монарха, сбежавший из дома в поисках приключений.
Вскоре сильно увеличившийся в числе отряд из пиратов и эгерийцев, может быть, самый странный отряд, который когда-либо видели Ничьи Земли, двинулся дальше.
Провизия и прочее барахло были бесцеремонно навьючены на пиратов, но и воины короля не бездельничали — многие из них тащили двойной груз оружия, отобранного у пиратов. Замыкавшие колонну отборные бойцы вели на веревках связанных Игерну и Эохайда. Тут же, взятые в «коробочку» самыми надежными вояками, следовали епископ с его молчаливым слугой.
Капитан Ронкадор вышагивал весьма довольный. Как бы то ни было, удача ему улыбнулась, словно злобные демоны этой земли оставили их в покое, довольствовавшись жертвой — как-никак маркизом королевской крови.
Все прошло, как нельзя лучше. Он правильно угадал, взяв с собой не самых здоровых и умелых воинов, а тех, кто уже раньше ходил в джунгли. Благодаря карте угадал, где устроить засаду, да еще бедолага Эохайд (он почти сочувствовал пирату) встретил сеньору Бесстыжую не позже и не раньше… Золото, пленники, победа… А если окажется, что девица все-таки не врет и его угораздило сцапать одну из главных участниц провалившегося заговора «Синего Пера», по слухам вызвавшуюся собственноручно расправиться с коронованной четой…
Да, как бы не вызвали ради такого счастья в Толетто к королевскому двору. А вот такого Ронкадору как раз и не нужно. Ему хватит его «Леопарда» — ведь на своем галеоне он уж точно первый после Элла: можно сказать, сам себе король…
Глава 30
Капитан второго ранга Аррано де Нуньес вышагивал по шканцам «Леопарда», с истинным наслаждением глядя на «Разящий гром», вернее, теперь уже вновь «Нуэстра де Кивирра», на мачте которого болтался фиолетовый с золотом флаг.
Пока капитан де Ронкадор гоняется за пиратами в джунглях, на нем остаются корабли, и с него спрос, если что…
Но пока все шло лучше некуда. На трофеях шли работы по приведению их в порядок.
Краткий осмотр дал следующие результаты.
Примерно полторы сотни трупов лежали на палубах взятых кораблей. Тут были и павшие от взрывов гранат, и убитые аркебузными пулями, и посеченные картечью. Немало было зарубленных и заколотых в рукопашных схватках.
Потери «Леопарда» на этом фоне казались ничтожными — «счет мясника» включал в себя двадцать семь раненых и восемнадцать погибших — причем, лишь
О раненых воинах короля уже позаботились — разместив их на свежем воздухе под тентом на юте и обильно потчуя ромом. О погибших тоже позаботились — то, что осталось от их товарищей, матросы «Леопарда» завернули в саваны из негодных парусов, затем падре Учоа быстро прочитал положенную заупокойную молитву, и останки опустили за борт с грузом, дабы они ушли на дно.
Серьезных повреждений галеон не претерпел — лишился пары стеньг, которые нетрудно было заменить запасными, да во многих местах был пробит фальшборт.
А полчаса назад принесли сводный рапорт о потерях и повреждениях. Бегло просмотрев его, де Нуньес покачал головой.
Благодаря дьявольски смелому маневру галеон лишился трех якорей, в негодность пришли канаты, треснул вал брашпиля — бревно мореного дуба в обхват толщиной, и чугунное основание ворота было почти выворочено из кильсона.
Было расстреляно — если только опыт командира артиллерии галеаса его не обманывал — на стоун пороха больше, чем полагалось бы по норме. («И не боятся что пушки взорвутся, шельмы!» — усмехнулся капитан второго ранга.)
Вдобавок, пиратская картечь причинила куда больший ущерб парусам и рангоуту, чем могло бы показаться на первый взгляд. (С чего бы это, а?)
Кроме того, через разбитый фальшборт в море укатилось семнадцать ядер палубных девятифунтовок. Также за борт вывалились две аркебузы, среди которых одна — колесцовая: как было указано в рапорте, ее унес с собой в пучину сорвавшийся с мачты убитый матрос. Осколками разорвало семь мешков с пулями у сидевших на мачте стрелков, и все они также высыпались за борт.
От шальных пуль — непонятно чьих — погибли две свиньи в загоне: на радость команде.
Несчастья на этом не исчерпывались — залетевшие в нижние деки ядра разбили десятиведерную бочку с ромом, уничтожили большой медный котел, в котором подручные кока тащили «абордажный завтрак» — черепашье жаркое с пряностями, расколошматили шестнадцать матросских сундучков и пять офицерских, погубили вывешенный на просушку кафтан из тонкого сукна с галуном и золотыми пуговицами, принадлежавший лично судовому эконому, и дорогие форменные парадные туфли змеиной кожи эстандарт — гардемарина Чиоро. Другое ядро выбило из рук бежавшего на мостик буфетчика серебряный чайник с горячим пуншем, приготовленным для господ офицеров. Вспомнив этот чайник — чуть не в четыре фунта весом, грубоватого иннисского литья, — дон Нуньес с сомнением покачал головой, но потом махнул рукой — всякое бывает. Еще прямыми попаданиями ядер было выброшено за борт полтора десятка абордажных палашей и сабель, подзорная труба штурмана и ящик вина из запасов кают-компании. В довершении бед залп картечи превратил в лохмотья парчовую с бисерным шитьем епитрахиль корабельного капеллана, оставленную им в судовой часовне («Эх, падре, падре!» — не сдержал улыбки старпом). Но рапорт подписал и приложил судовую печать. Королевская казна не обеднеет, оплатив потери! Вот брашпиль — это хуже… Это хуже чем даже погубленное облачение преподобного Учоа, ибо мореный дуб в Дальних Землях взять неоткуда — значит, поставят какой-нибудь непросушенный тик или, прости Вертранг, сейбу.