Закон Благодарности. Маг
Шрифт:
Заворожённо глядя на него, не успела отпрянуть, когда чародей впился в мои губы под аплодисменты и улюлюканье толпы. Придя в себя, я со всей дури наступила ему на ногу. Раскрасневшийся
Пламя свечей в люстрах и канделябрах дрожало, перемигивалось и плясало вместе со мной. Лица посетителей таверны слились в одно смазанное пятно. Голоса смешались и исчезли, поглощённые мелодией. Я скользила между столиков, не разбирая дороги, но ни разу не споткнулась. А в разложенный на полу мешок со звоном сыпались монеты.
Занятая своими переживаниями и влекомая ритмом, я не заметила, как пролетела половина вечера. Ярость и неловкость испарились. Мне даже начинало нравиться это нелепое представление. Но тут флейта захлебнулась. Обернувшись, я увидела, как Алестат, стиснув зубы, сжимает и разжимает ладонь. Его рана! Метнувшись к нему, схватила за руку, развернула к свету. От пальцев до запястья пролегал ярко-алый шрам.
– Болит?
– Свело. Не страшно. Сейчас продолжим…
Он потянулся за флейтой, но я схватила её раньше:
– Уважаемые зрители, мы объявляем перерыв. Вернёмся через пару минут.
Кокетливо мотнув юбкой и послав разочарованной толпе воздушный поцелуй, я подхватила мешок с монетами и потащила Алеса к свободному столику в углу зала.
Неохотно усевшись, он отхлебнул из кружки, услужливо принесённой миловидной официанткой. Наглая девица строила магу глазки, совершенно не стесняясь моего присутствия, и, кажется, даже не собиралась уходить.
– Спасибо! – пододвигая кружку Алестата к себе, процедила я, прожигая её взглядом. – Нам с мужем хотелось бы побыть вдвоём. Дорогой, сын нас уже заждался, пора сворачиваться.
Поникшая официантка надула губки, но соизволила убраться.
– Дай руку.
– Да там ничего…
– Руку! – упрямо повторила я тоном, не терпящим возражений.
Маг неохотно подчинился. Его левая ладонь мелко подрагивала, рубец горел и пульсировал.
– Я думала, на тебе всё заживает как на кошках. Пиратский тесак ведь был стальным, а не чисто железным, почему шрам до сих пор так плохо выглядит?
Алес окинул подозрительным взглядом зал и, понизив голос, протянул:
– Сталь – сплав. Возможно, железа в составе оказалось больше, чем обычно. А может, причина в потере Силы. Но рана пустяковая, зарастёт. Пойдём, надо продолжать, а то хозяин урежет оплату.
Чародей попытался встать, но я схватила его за руку, удерживая на месте.
– Тебе надо отдохнуть. Пятнадцать…
Под его тяжёлым взглядом я сдалась:
– Хорошо, десять минут. А пока расскажи, откуда ты знаешь так много простонародных песен.
– Они поднимают боевой дух. Вопреки расхожему
– Допустим. А ты здесь при чём?..
Я осеклась, вспомнив слова принца о том, что Алестат служил ещё его матери.
– Не хочешь же ты сказать, что участвовал в войне отступниц?
– Участвовал. Конечно, не в роли простого солдата. Но бывало всякое.
Задумчиво водя пальцем по шраму на ладони, под внимательным взглядом чародея, я наконец решилась озвучить вопрос, давно не дававший покоя:
– Сколько тебе лет на самом деле?
– Я не знаю.
– Как это? Ты что, не знаешь, когда появился на свет?
– Нет. Отец никогда не праздновал мой день рождения.
– Ну, хотя бы в каком месяце и… году? – я ошарашенно уставилась на него.
– Мергрим – край вечной зимы. Я не знаю ни месяца, ни сезона, ни года своего рождения. Но по моим соображениям, мне где-то от тридцати семи до сорока пяти лет.
Мы оба замолчали. Не зная, как избавиться от неловкости, поднесла руку Алеса ближе к лицу и принялась её изучать. Гадать по линиям на ладони я не умею, но можно хотя бы сделать вид. Ровные края раны хорошо стянулись, и хотя воспаление ещё не спало окончательно, опасности это не представляет. Внимание привлекли странные отметины, выделяющиеся на фоне красного шрама. По всей ладони, на пальцах и запястье были разбросаны едва заметные белые точки, ещё более светлые, чем фарфоровая кожа чародея.
– Какие-то символы?
Алестат, до этого не мигая смотревший на меня, отвёл взгляд.
– Память о твоей наставнице.
Я непонимающе заморгала, ожидая, когда он продолжит.
– Во время восстания я состоял в совете чародеев. Моя живучесть и выносливость пришлись по нраву старейшинам, хотя они и не понимали, чем вызваны такие… способности. Списывали на последствия отцовского воспитания. Я отлично справлялся с установкой барьеров, защищавших остальных волшебников, пока те творили боевую магию и разили отряды ведьм. Её такое положение вещей не устраивало. И на мою беду, в отличие от совета, она знала…
– Как Этель удалось сотворить такое? – Имя ведьмы я произнесла почти шёпотом.
– Картечь.
– Что?
– Железная картечь. Мелкие шарики забивали в пушку вместе с пороховым зарядом. Обычная картечь застревала в магическом барьере, а если и долетала до меня, не причиняла серьёзного вреда, и я мог спокойно защищать остальных. Но колдунья додумалась использовать железо. Барьер пал. Это был единственный раз, когда я потерял контроль. Боль была невыносимой. Я постарался прикрыться, – он выставил вперёд ладони, – но всё равно всего посекло.
Осторожно отведя руки Алестата, я принялась разглядывать его лицо. Несколько почти незаметных следов угадывались на лбу, висках и подбородке, а бровь перерезал крошечный шрам от удара, обрушившегося на маленького Алеса от отца. Я потянулась к вороту рубашки чародея, чтоб осмотреть его шею и грудь.
– Эй, голубки, вы бы уединились, что ли?! – загоготал подвыпивший мужик за соседним столиком.
Опомнившись, я отстранилась и, смущённо прокашлявшись, спросила:
– Зачем она так с тобой?