Закон и честь
Шрифт:
Зашедший в камеру человек приблизился к топчану. Оттуда доносилось тяжёлое дыхание, прерывистые всхлипывания, плохо различимое бормотание.
«Хорошо хоть, что она перестала кричать», подумал высокий, вглядываясь в тени. До него донёсся плотный, бьющий в нос запах сто лет не мытого тела. Но он даже не поморщился. В бытность своей деятельности высокому доводилось вдыхать ароматы и похлеще.
— Фрея, — тихо позвал высокий, стараясь вложить в голос как можно больше теплоты и участия. — Фрея, мне сказали, что ты кричала. Что случилось? Ты
Скорчившаяся на матраце фигурка пошевелилась, негромко звякнула цепочка. Всхлипывания прекратились, осталось одно учащённое дыхание. Высокий терпеливо ждал. Он прекрасно знал, как себя с ней вести. Знал, когда нужно проявить выдержку, а когда и быть более настойчивым. Сейчас был определённо первый случай. После истерики, что она закатила, её нельзя напугать. От страха она может всё забыть. Перестанет различать видения и явь. И тогда от её слов не будет никакого проку.
Цепочка повторно звякнула. Звенья пришли в движения, словно бегущий серебристый ручеёк. Фигура переменила позу и выпрямилась. С топчана свесились две босые грязные ноги, попадя в неверный круг света, отбрасываемого тускло горящей лампочкой. Вокруг одной из тонких лодыжек был застёгнут широкий металлический обруч с подкладкой из мягкой кожи. Цепочка вела именно к этому обручу.
Присмотревшись к её худым грязным ногам, высокий почувствовал досаду. Так не пойдёт. Он любил их всех. Заботился о них. И о Фрее больше всего. И не у кого не повернётся язык сказать об обратном. Но беда в том, что Фрея чертовски не любила мыться. Она до безумия боялась воды. Поэтому каждая процедура помывки превращалась для всех в сущее наказание. И ведь ничего нельзя было поделать. Фрея особенная. В отношении неё грубую силу не применишь. Он бы не простил себе, если бы с её головы упал хоть один волос. И поэтому она частенько зарастала чуть ли не месячной грязью, благоухая, как распоследняя замарашка с городского Дна.
— Фрея, расскажи мне, что произошло, — голос вошедшего в камеру человека источал мёд. — Мы же с тобой лучшие друзья, ведь так? Ты же во всём доверяешь мне. Я же забочусь о тебе… Я люблю тебя, Фрея. Помнишь, что я тебе подарил в прошлый раз?
— Колокольчик, ты мне подарил колокольчик, — отозвалась нежным, ласкающим слух голоском Фрея. Он так любил слушать её голос. Высокий, мелодичный, более подходящий девочке-подростку. Даже не верилось, что этот голос и оглашающие своды подземных коридоров чудовищные вопли принадлежали одному и тому же человеку.
— А сегодня я принёс тебе ещё один подарок, — высокий крепко сжал в кулаке вытянутую из кармана сюртука серебряную монетку в один фунт.
— Правда? — по-детски обрадовалась Фрея, спрыгивая на пол. Её босые ноги зашлёпали по ледяному каменному полу, когда она подошла к нему. Она остановилась в шаге от него и протянула руку открытой ладошкой верх. — Я хочу его увидеть. Сейчас.
Он торопливо вложил в её грязную узкую ладошку монету и на миг сжал её тонкие
— Что это? — восторженно ахнула она, и высокий мысленно улыбнулся. Кажется, ему удалось успокоить её. Психика Фреи находилась в пограничном состоянии. Её сознание металось из одного пласта воспринимаемой ею реальности в другой. А настроение менялось с крайне нестабильной частотой. Даже он не мог предсказать, когда у неё наступит очередной коллапс. А когда она начинала ВИДЕТЬ, предугадать не мог абсолютно никто. Оставалось лишь ловить эти моменты, уповая больше на бога. На того, кто создал её такой.
— Это кусочек луны, Фрея, — тихо сказал он. — Я принёс его тебе.
Она зажала в кулачке монетку и пытливо взглянула на него. Он не мог отвести от неё взгляда. Она стояла перед ним, маленькая, босая, в одной домотканой ночной рубашке с длинными рукавами, заканчивающейся на уровне исцарапанных коленок. Фрея не нуждалась в иной одежде. Равно как и не нуждалась в остальном. Ей было достаточно своего мира. Того, что она могла себе вообразить. Того, что она видела. А иногда она видела нечто, что обладало некими эмпатическими связями с реальностью. Она видела то, что происходило за пределами этой похожей на камеру для особо опасных заключённых комнаты. Иногда Фрея могла видеть странные и необычные вещи. Недосягаемые для простых смертных.
Высокого всегда поражало, как она могла смотреть на него и словно бы пронзать своим взором. В такие минуты он чувствовал себя раздетым.
— Я давно не смотрела на настоящую луну, — сказал она и в её голосе проскользнули печальные нотки. — Мы сможем с тобой когда-нибудь гулять под луной, Эйб?
— Обязательно. Это время обязательно наступит, — он давно научился лгать не моргнув и глазом, на его лице не дрогнул ни один мускул. — Но ты же знаешь, что пока это невозможно, Фрея… Я должен заботиться о тебе. Мы вместе должны всё преодолеть. Понимаешь?
— Да, я понимаю, — послушно согласилась она, пряча монетку в складках рубашки. Рубаха выглядела совсем свежей, должно быть, Курт недавно менял её. И наверняка касался своими корявыми лапами её тела. Человек, названный Эйбом, ощутил укол ревности. Она его. Фрея принадлежит только ему. И никто не имеет никакого права притрагиваться к ней. К сожалению, он не может сам выполнять все обязанности её няньки. Он просто не может постоянно находиться рядом с ней и заботиться так, как это делает Курт.
Он протянул руку и коснулся её спутанных, жирных на ощупь волос неопределённого цвета. Волосы Фреи росли буйной непослушной гривой и достигали поясницы. Она не боялась стричься. Просто ему всегда нравились её волосы.
— Фрея, так что же произошло? Почему ты так кричала? — он говорил спокойно и размеренно, аккуратно направляя разговор в нужное ему русло. — Ты так напугала Курта… Этой глупый болван решил, что ты сильно разозлилась… Но ты же хорошая девочка, верно? Ты бы не стала просто так кричать, да? Ты расскажешь мне?