Закон калибра 9 мм
Шрифт:
Кривится, словно я ему кило лимонов с приправой из натурального хинина скармливаю насильно. Но всё ж цедит сквозь зубы:
— Может жили и бедно, но честно.
— Не спорю, честный ты наш. Только вот какой прок от этой твоей честной бедности Оксане, которая уж, прости, с её то красивой фигурой и привлекательным личиком ходит если не в рубище, то в откровенном хламе? Ольке, у которой по сути нормальных, радующих глаз игрушек хрен и ни хрена? До того, как твоя любимая страна советов ласты склеила, по большей части мало что можно было сделать, тут ноль вопросов и претензий. Почти все так жили, вне зависимости от
— Уже пошли некоторые… за прилавками стоять или сумки из Польши и Прибалтики тащить. Спекулянты! Я к такому близко не подойду. Не для того в институт поступал и в школу работать пошёл.
— Так кто ж тебя оттуда выковырять пытается то? — удивлённо хмыкнул я. — Просто мир изменился, а жить по старому… Можно, но ещё печальнее, чем было пару лет тому назад. Не хочешь меняться сам, так не мешай другим. И не раздувайся оскорблённым дирижаблем от того, что твой младший брат, который и вовсе ещё студент, за пару дней может получить денег побольше, чем ты за пару месяцев.
Дым из ушей? Не-а, всё ж показалось. Зато побагровел он реально так.
— Я тебе сказал, попробуй меня услышать. Если вляпаешься в проблемы, Всеволод — это будет твоя беда, не моя. Помогать тебе не буду.
— От тебя если какой «помощи», — аж рукой в воздухе кавычки рисую, — и дождёшься, то исключительно в виде нотаций и поучений, что состоят по большей части из сахариновой морали. И знаешь, Миш, больше всего мне жаль не тебя, а Оксану и Олю, которым ты, если ничего не изменишь, начнёшь усиленно портить жизнь. Опасаюсь, что жена твоя уже начинает это понимать. А ведь она тебя, балбеса высокоморального и идеологически правильного, действительно любит. А дочь… Ты ж, долбоящер, как только она в школу отправится, ей нехилые комплексы привьёшь. Вот что обычный ребёнок будет думать, когда увидит, что у кого-то из её одноклассниц окажутся красивая одежда, модные ручки-карандаши, портфели и тому подобные вещи.
— Форма школьная есть! Как раз, чтоб никто не выделялся!
— Вот в том и беда ваша, любителей всеобщей уравниловки на идеологических началах, — невольную гримасу подавить как-то не удалось. — Отменят форму эту. Может не в этом году, но в следующем точно. Туда ей и дорога, откровенно то говоря. Уродский вид, отсутствие какого-либо удобства. Но не цепляйся к отдельным деталям, суть всё едино остаётся неизменной. Перемены, братец, они пришли. И людям надо меняться. Не ломать суть, а изменяться, при этом развиваясь, переходя на новую, более высокую ступень. Вот теперь и я сказал, а ты… не уверен, что услышал. А сейчас дай нормально чаю попить, мне что-то лениво стакан с закусками к себе в комнату тащить.
Встал, чуть было стул не уронив. Фыркнул, скрипнул зубами, явно какой-то нелицеприятный комментарий сдерживая, после чего аж вылетел с кухни. Та-ак… Хлопок дверью раздался всего через минуту. Понятно, на улицу проветриться пошёл, по двору. Чай, побегает минут так пятнадцать, относительно успокоится, после чего вернётся. Главное, чтоб на своей супруге не стал срываться. Не руганью, ясен пень, не криком, это не в стиле моего ну о-очень правильного братца. Вот выедать мозг, изливая на своих жертв ушаты правильных моральных сентенций — тут Михаил может, умеет, практикует.
— И зачем?
Ожидаемо, чего уж там. И сам вопрос, и появление Оксаны спустя пару минут после того, как её высокоморальный супруг хлопнул дверью и отправился во двор побегать, охладить воспалённый мозг вечерним воздухом. Потому допиваю чай и предлагаю супруге своего дурного брата:
— Давай лучше ко мне в комнату переместимся. А то сюда может Оля притопать, в очередной раз любимой маме свою очень красивую новую куклу показать и всякие к ней приблуды. Не хотелось бы, вдруг услышит нечто совсем уж нелицеприятное относительно второго своего родителя. Не возражаешь?
— Ладно. Идём.
Закрыть дверь на щеколду, включить музыку, чтоб создать шумовой фон. Фон, кстати, очень даже хороший, «Scorpions», они такие. Ну не «Black Sabbath», «Accept» или тому подобные команды ставить в ситуации, когда беседуешь с вполне себе красивой леди, пускай и родственницей. Для всего свое время, своя ситуация.
— Вот, теперь можно и поговорить без сколь-либо серьёзных опасений. Что твой благоверный то столь резко взбеленился, будто ему яйца ржавым секатором ампутируют? Мне эти вопли до фонаря, наслушался и давно внимания не обращаю, но как бы на тебя и ребёнка срывать злость не начал.
— Ты ведь и сам всё понимаешь, Сева, — Оксана поёжилась, словно бы в комнате резко так похолодало. — Он сейчас как будто в дурном сне и никак не получается проснуться. Всё, во что он верил, для чего старался, оно рухнуло. Все эти реформы, дикие цены, никакой уверенности втом, что будет завтра. Он считает, нужно лишь переждать и всё вернётся. Может не полностью, но хоть как-то.
— Не вернётся, — качаю головой. — Ни завтра, ни через год, ни даже через десять. Прошлое — всё, каюк ему. Тушка соввласти мертва и закопана, а история отнюдь не кольцо, в лучшем случае — спираль. И чем раньше мой дурной брат и твой муж это поймёт, тем легче будет и ему, и вам.
— А тебе?
— Да у меня на него скоро рвотный рефлекс образуется, если уже не образовался. Достал, поборник умеренности и правильного, по его представлениям, образа жизни. Не удивлюсь, если с такими темпами скоро в показное самоограничение впадёт. Хотя нет, тупо не сможет, ибо для показного надо хоть какие-то деньги иметь, а это, прости, не с учительскими зарплатами. Как нынешними, так и прошлыми, которые тоже ни разу не великие.
— Он же не виноват, что наш труд государство не ценит.
Вот и правильные слова звучат, да только половинчатые. Шаг вперёд делают люди и останавливаются, не в силах сделать следующий. Тот самый, который ведёт к полному пониманию картины окружающего мира.
— Не виноват. Только к чему вообще рвать жилы и глотки за такое государство, которому на нормальных людей плевать? Что до развала страны советов, что после. Это уж, прости, схоже с поведением жены, которую муж изо дня в день лупит, а та его всеми силами оправдывает, да ещё от ментов, пришедших арестовать паскудника, защищает. Знакома тебе, я думаю, такая картина? Среди твоих учеников наверняка много таких, из семей глубокого и безнадёжно тупого люмпен-пролетариата.