Закон калибра 9 мм
Шрифт:
Ствол и деньги, вот что нужно первым делом припрятать. Хорошо еще, что есть куда. Проигрыватель пластинок. Он, как я помню, ещё с давних пор служил этаким хранилищем того, что не особо стоило показывать другим. Отодвинуть, поддеть заднюю панель… Вот и не слишком большое пространство, куда раньше влезали сигареты и эротические журналы, покупаемые за нехилые деньги у умеющих доставать «клубничку», а вот теперь туда спокойно улёгся ПМ с запасным магазином. Что же до денег, то их в ящик письменного стола, под лист пластика, изображающий первое и единственное дно, а на деле вполне себе фальшивое, оставляющее некоторое пространство. Хреновый, конечно, тайничок, но для начала и он сойдёт. Так, для начала компромат спрятан, теперь надо в ванную, а точнее, под душ. Под горячий такой, чтобы напрочь прогнать возможные проблемы опосля прогулки под дождём. Адреналин, конечно, адреналином,
Хорошо… Вот под почти обжигающими струями воды мне стало действительно хорошо. Тело, недавно пусть коротко, но сработавшее на пределе возможного, отзывалось с благодарностью, хотя намекало ещё и на то, что после душа хорошо будет и в желудок закинуть чего-нибудь этакого, желательно мясного, да в сопровождении крепкого, горячего чая. Ну и сигареткой всё это потом сопроводить в дальний путь тоже уместным окажется.
Уже вытеревшись махровым полотенцем, переодевшись в домашнее и поставив на конфорку плиты чайник, я вновь малость призадумался относительно произошедшего. Казалось бы, совсем недавно двоих на глушняк завалил, а воспринимается всё не то что нормально, скорее буднично. Сейчас не о рефлексиях там и прочих страданиях по поводу безграничной ценности жизни человеческой — этот бред мне явно столь же близок, сколь проблемы половой жизни ленточных червей — а про отсутствие каких-либо опасений что тогда, что сейчас. Я не подозревал, а просто твёрдо знал, что и тогда действовал без особого для себя риска, и сейчас нечего опасаться возможного выхода на мой след. Почему? Отсутствие оставленных на месте случившегося следов, вот и все дела. Ну нету их и всё тут! Ни отпечатков пальцев, ни следов, по которым меня можно было бы проследить до дома. Запах, по которому пускают собачек? Хи-хикс, однако. Дождь, он, родимый, напрочь смыл все те частицы, по которым могли бы пройти эти четвероногие «друзья человека». Кстати, внезапно я чётко понял, что собак, мягко скажем, недолюбливаю и уж точно не собираюсь, чтобы одна такая живность находилась от меня на близком расстоянии.
Оружие? Сброшено, а вдобавок предварительно вымыто и протёрто. Звонок в «скорую»? Изменённым голосом, да не по прямому пути к дому. Одежду утром того, тоже выброшу, предварительно порезав так, что только на тряпки и будет похожа. Вот и всё, я полагаю, поскольку про следы ДНК тут если и слышали, то точно не применяют. Гипотеза? Да нет, уверенность из-за таки да увеличивающегося багажа имеющейся памяти. Странного сплава памяти, если честно. Ладно, в сторону пока, в сторону.
В сторону холодильника, вот куда двинулась мысль, а за ней и я сам. Кушать очень хочется, а к моменту, когда чайник вскипит, уже хотелось бы иметь что-то к нему.
Хотелось бы, да… Вот только хотелки оказались резко так урезаны, стоило мне открыть холодильник и печально уставиться на то, что находилось внутри. Хороший сыр, нежирная ветчина, сырокопчёная колбаска? А вот фигушки вамушки! Ничего из перечисленного тут и в помине не было, не говоря уж о красной рыбе или там икре, которая не «заморская баклажанная». Пришлось резко «урезать осетра» и ограничиться лучшим из худшего, а именно колбасой варёной с не бог весть каким хорошим запахом — по естественной причине, а вовсе не из-за того, что та стухла — плавленым сыром и холодной варёной куриной ногой. Хлеб же… Ну ладно, хлеб, он и в Африке хлеб. Не окончательно зачерствел, вот и годится. Но завтра, и это без вариантов, будет забег по ближайшим мало-мальски приличным магазинам на предмет закупки чего-то более радующего вкус и желудок. Деньги на гурманские радости? Да вроде как есть — те самые, трофейные. Память подсказывает, что даже если не брать в расчёт валюту, рублёвых бумажек хватит с избытком для загрузки холодильника под завязку, ещё и останется. Главное тут не пытаться их держать, а то инфляция сожрёт стоимость «деревянных» гораздо быстрее, чем удивиться успеешь.
Невольно морщусь от вновь буянящей головы, но встаю, чтоб выключить чайник. А то знаю я это порождение богомерзкое и дьяволонеугодное, он как только закипает, такой вой издаёт, что и мёртвого разбудить может. Хотя нет, это я таки да погорячился! К примеру, после перерезанной глотки или там раскинутого по поверхности стены/асфальта мозга разве что глас трубы архангела Гавриила или рёв сорвавшегося с цепи Гарма разбудить может.
Так, и где тут у нас чай? Вот она, коробочка… со слоном, мать его в самые глубины зловонного мироздания. Чай, сцуко, со слоном! Как бы индийский, а на деле разве что самую малость лучше грузинского, который и вовсе есть воняющая непонятно чем пыль… Хотя нет, есть ещё чай в разного рода столовых, пельменных и прочих… наследиях советского общепита. Тот самый, который словно из тряпки выжатый, недавно по прямому назначению уборщицей попользованной. Бр-р, придёт же в голову жуть подобная. Пусть и вполне себе реальная… имевшая место быть…
Время! Не часы с минутами, не апрель месяц, а вовсе даже год. Щ-щёлк! В голове встал на место очень важный кусочек, а именно точное время. Двадцать восьмое апреля… одна тысяча девятьсот девяносто второго года. Не просто так, а из-за взгляда, что упал на отрывной календарь, на кухне как раз на стеночке и висевший. М-мать!
Сразу стало как-то резко пофиг и на дерьмовый чай, и на абы какую к нему закуску. Я как-то механически жевал, запивал и тихо офигевал от внутреннего конфликта имевшейся полной памяти и каких-то обрывков. И вот что характерно — именно смутные обрывки, в коих не было ничего личного, лишь общее, воспринимались как настоящее, в то время как память и вообще вся жизнь Всеволода Милютина ощущались этаким фильмом с эффектом полного присутствия. Картинка, запахи, ощущения, даже испытываемые в тот или иной момент эмоции, но без того отклика, что позволил бы считать всё это своим. Сюрреализм во всей красе, он же непаханое поле для мастеров копания в чужом сознании и подсознании. Только вот я к тем мастерам, милль пардон, и на пушечный выстрел не подойду. Мозги, они мои, а не у чужого дяденьки, а значит и доступ внутрь строго ограничен одним единственным посетителем — мной самим. И точка.
Шаги. Спокойные, не те, из-за которых стоит резко вскидываться и готовиться к отражению возможной угрозы. Женские шаги… Понятно, Оксана «на огонёк» пожаловала, пусть в роли последнего и выступил наверняка горящий на кухне свет плюс звон посуды, без которой я, понятное дело, обходиться не собирался.
— Ночи доброй, — поприветствовал я вроде как давно и плотно знакомую, но в то время увиденную в первый раз девушку. — Тоже не спится, да?
— Ты сам спать и не даёшь, — улыбнулась та, присаживаясь на свободный стул. — Полуночничаешь, а время то уже два часа ночи. А мне завтра… уже сегодня на работу, хорошо ещё, что к третьему уроку. Опять ремонт этот в классах.
— Чаю? — спрашиваю, руководствуясь правилами приличия, особенно относительно прекрасной половины человечества.
— Ночь же… Хорошо, уговорил.
Оксана махнула рукой, улыбнувшись каким-то своим мыслям. А улыбалась она… красиво так. Она вообще была не то что красивой, скорее миловидной и… домашней, что ли. Создавать для семьи уют — вот что у неё получалось на все сто. А ведь предки её, согласно таки да всё быстрее всплывающих элементов памяти, те ещё зануды и вообще сухари патентованные, только и умеющие, что задалбывать всех своими нотациями. Кстати, что совсем забавно, братец мой тоже относился к этой категории занудных распространителей правильных, по его мнению, идей и мыслей. Мда. загадка! Это я относительно выбора Оксаны после того, как она с самого детства и вплоть до относительно недавнего времени жила под одной крышей с целым семейством зануд. Ах да, они ж чуть ли не с начала школы знакомы. Один класс, общие воспоминания о разных мелочах плюс, как я понимаю, родители девушки тоже лапки свои замшело-правильные приложили. Ай, пофиг, сейчас мне мало-мало не до этого.
— Вот, май бьютифул леди, извольте, — ставлю перед Оксаной чашку чая средней крепости и с двумя ложками сахара. В последний момент в голове всплыло, как именно та любит сей напиток употреблять. — Качество самой заварки, конечно, оставляет желать совсем лучшего, однако… Исправить сей печальный факт смогу только завтра.
— Спасибо Сева, — поблагодарила меня девушка, принимая напиток и уже успев отпить небольшой глоток. — Обычный чай, всегда такой пьём. И что ты вдруг на него взъелся?
— Motus est vita! Ну а в переводе на язык родных осин: «Жизнь — движение!» То есть стоять на месте вредно, нужно двигаться дальше. И не еле заметными шагами, а уверено, твёрдо. Время этому тоже оченно способствует.
Оксана ничего не сказала, лишь тяжело вздохнула. Грудь, размером этак троечка с плюсом, при этом самом вздохе неплохо так обрисовалась под ситцевым и малость выцветшим халатиком. Учитывая же хорошую такую фигурку и рост под метр семьдесят пять или около того, смотрелось это… Хорошо, в общем, смотрелось с чисто эстетической точки зрения. Упаковку бы ко всему этому подобающую, а не паршивенький халатик, тогда вообще было бы зеер гут.