Закон Кремля
Шрифт:
На этот раз из зала дознания меня выводили оба здоровяка. Почтительно провели уже в другой бокс, попросторнее, с пустой бадьей и лежанкой, на которой валялся ворох относительно свежей соломы. Прям номер люкс!
Развязав меня, амбалы вышли из камеры, тщательно заперев массивный камерный замок, но, судя по сопению, остались сторожить под дверью. Плевать.
Я улегся на лежанку, однако заснуть не успел, так как прибежал писарь с миской, набитой кашей, из которой торчал ломоть хлеба; в другой руке – кружка с водой. По ходу, судья распорядился бросить писанину и метнуться мухой
С уходом писаря сопение под дверью исчезло. Ага, все же амбалы (либо их начальство) решили, что такую дверь я не вынесу. Справедливо. Здорова дверь, не справлюсь. Да и пофиг, утро вечера мудренее. Хоть поем и высплюсь в безопасности, а там видно будет.
Я от души навернул то, что приволок писарь. Честно говоря, каша была пресной, хлеб отдавал сыростью, а вода пахла ржавыми трубами. Но в Зоне и не такое есть приходилось, так что я не особо переживал по поводу вкусовых качеств позднего ужина. Дочиста смолотив все, что было в миске, завалился спать. Казнь – дело, конечно, неприятное, но совершенно не повод отказывать себе в здоровом сне.
А сон мне, кстати, приснился удивительный. Будто вот он я, лежу в камере на грубо сколоченных деревянных нарах и понимаю – не я это. Вернее, не совсем я. Одна оболочка от меня осталась. Кости, мясо, кишки, печенка-селезенка – все на месте. Но рулю всем этим – не я. Как будто в твой любимый автомобиль, знакомый тебе до последнего ниппеля, влез какой-то очень сильный амбал, задвинул тебя на пассажирское кресло, посоветовал не отсвечивать – и пытается управлять твоей тачкой. Пока еще неважно, так как водить не умеет, но очень быстро учится, прям на глазах осваивая незнакомое ему транспортное средство.
«Кто ты?» – спросил я так, как спрашивают во сне – не голосом. Мыслью, наверное…
И получил ответ:
«Ты знаешь. Ты сам меня пригласил».
Я собрался было возмутиться, мол, не приглашал я никого…
И вспомнил.
Стена Кремля. Обыск. Я очень не хочу, чтобы у меня нашли «кровь затона». И я подумал тогда, мол, хорошо бы, если б мой бесценный артефакт умел прятаться в мое тело так же, как «Бритва»… И потом стрельцы его не нашли. Получается, не потерял я его. Он по-прежнему при мне.
Вернее – во мне.
В правой стороне груди кольнуло – не сильно, но чувствительно.
«Верно, – произнес в моей голове беззвучный голос. – Я давно хотел себе сильное тело – только кто ж пустит в него без приглашения? Вот ты пустил наконец-то. Теперь извини, но тебе придется уйти. Лучше не сопротивляйся, тогда не будет больно».
«Уйти?» – растерянно произнес я.
«Да, – прозвучало в ответ. – Не бойся, ты ничего не почувствуешь, если не будешь мне мешать».
И внезапно я ощутил, что новый водитель моего тела становится больше, заполняя собою весь салон. При этом, что самое страшное, я сам становился частью его, растворяясь в этой напирающей со всех сторон субстанции, алой и горячей, как стремительно густеющая кровь.
Я попытался заорать от ужаса и бессилия – и проснулся.
Где-то с минуту я лежал на спине, переводя дыхание, словно стометровку пробежал, и ощущая при этом, как по лицу стекают вниз капли холодного пота. Приснится же чушь такая! Хотя в ночь перед казнью это неудивительно – неприятное все-таки событие, нервное и, возможно, болезненное, если тут принято согласно славным старинным традициям перед повешением развлекаться колесованием преступников или ненадолго на кол их сажать.
Хотя надо признать, что во сне была доля здравого смысла. Может, и вправду «кровь затона» – во мне?
Я закрыл глаза и принялся мысленно «прозванивать» себя, как перед серьезной битвой. Голова – в норме. Конечности – в норме. Сердце…
Хммм…
Я пощупал пульс и обнаружил странность – будто каждый его удар отдавался эхом по венам. Или же это во мне бьется второе сердце, и сейчас его удары пытаются попасть в ритм моего?
Это мне уже сильно не понравилось. «Прозвон» есть по сути зондирование себя переразвитой сталкерской интуицией, и сейчас та интуиция орала бы в голос, если б могла говорить…
Но уже и без этого было понятно: да, «кровь затона» проникла в меня и сейчас пытается срастись со мной, чтобы подчинить своей воле.
Чтобы стать мною…
– А ну, вылазь, – сказал я негромко, обращаясь к тому, кто пытался синхронизировать свое сердце с моим. Зачем? Думаю, чтобы просто заменить его собой, а мое отключить как старый ненужный аппарат, подлежащий списанию.
Естественно, никто из моей груди не вылез, только сердце забилось чаще – так разумная тварь молотится о прутья клетки, когда к ней подходят с ружьем и очевидными намерениями. Я почувствовал, что начинаю задыхаться. Похоже, артефакт решил форсировать события и тупо поскорее меня грохнуть. А ведь я считал его своим другом…
И как-то вдруг резко вспомнились мне слова генерала Грачева: «А ты идеалист, легенда Зоны. Я, например, уже давно не верю в бескорыстную дружбу. Думаю, ты скоро узнаешь, что этому артефакту нужно от тебя на самом деле».
Вот и узнал… Подлый арт все это время втирался в доверие, как вампир, который не может войти в дом без приглашения. Втирался – и ждал моей мысленной команды, которой ему оказалось вполне достаточно, чтобы попытаться заполучить себе мое тело.
Ладно.
Попытаюсь и я сделать то, чего никогда не делал.
Просто сейчас подумалось мне, что если «Бритва» свободно входит в мою руку и так же свободно выходит из нее, не причиняя вреда моему телу, то, может, она сумеет безопасно вырезать из меня подлый артефакт?
А «Бритва» словно ждала команды!
Ладонь правой руки пронзила жуткая, но уже привычная боль, к которой я даже успел немного притерпеться, – и вот мои пальцы сжимают рукоять ножа, клинок которого направлен мне в грудь…
Если кто-то думает, что это простое дело – воткнуть в себя пару дециметров стали, то он очень ошибается. Сопротивляется организм такому к себе отношению. В него природой заложено любить себя, холить, лелеять, оберегать от боли и страданий. А уж втыкать в себя разные острые штуки вообще противопоказано, инстинктом самосохранения это называется.