Закон Моисея
Шрифт:
— Что ты хочешь от меня? — спросил я. — Если мой грузовик стоит на Мейн в Нефи, то каким образом я смогу забрать тебя?
— Не знаю, чувак. Узнай, может ли Джорджия тебе помочь. Я надеюсь, что он все еще там. Шериф Доусон поднял много шума на счет того, чтобы конфисковать его, что-то говоря об обыске.
— Я даже еще не приобрел этот грузовик в июле. Я купил его в августе, помнишь? Что, черт возьми, они думают найти там?
— Точно. Я забыл об этом! — Тэг выругался, и я услышал, как кто-то говорит ему, что время вышло.
Я произнес несколько отборных словечек, которые Тэг повторил со мной в унисон, и сказал ему, что придумаю что-нибудь и буду там
Но утро я встретил, не имея никакого решения. Я мог бы пойти к Джорджии, но решил, что лучше украду велосипед и прикачу домой с Тэгом, сидящем на руле, чем попрошу Джорджию помочь мне вытащить моего друга из тюрьмы.
Я уже был в отчаянии к тому времени, как уборщица прибыла на старом белом фургоне, демонстрируя мне нервную улыбку. Я бросил беглый взгляд на ее тачку и предложил девушке пятьсот долларов за то, чтобы она разрешила мне съездить на ее машине до Нефи. Она широко раскрыла глаза от удивления и охотно согласилась, так рьяно кивая своей крашеной блондинистой головой, что большой розовый бант соскользнул прямо ей на глаза. Я пообещал, что верну фургон к тому времени, как она закончит уборку в доме, и направился к двери.
22 глава
Джорджия
Мне показалось, я увидела Моисея за рулем белого фургона Лизы Кендрик. Он проехал мимо нашего дома, повернув голову в сторону, как будто не хотел, чтобы я заметила его. Я только-только вернулась из почтового отделения и вылезала из своего маленького пикапа «форд», когда фургон проскочил мимо. После смерти Илая, я больше никогда не садилась за руль Мёртл. Папа продал ее какому-то другу из Фоунтейн Грин, чтобы мне больше никогда в жизни не пришлось видеть ее. Может, это и было излишне драматично, но, как любезно заметил папа, «чтобы исцелиться, ты должна сразиться во множестве битв, но это не одна из них, просто продай этот грузовик». Именно так я и сделала.
Я наблюдала за тем, как фургон замедлился, прежде чем повернуть и направиться к автостраде. Он двигался на север в сторону Нефи. Это могло означать все, что угодно. Но, учитывая, что Тэг уехал прошлым вечером на грузовике Моисея, то не трудно догадаться, что туда же направлялся и Моисей. Но в фургоне Лизы?
Я захлопнула дверь и пошла к дому Моисея, не заботясь о том, что вела себя, как любопытная соседка. Я хотела забрать фотоальбом. И теперь, чтобы сделать это, мне не пришлось бы встречаться с Моисеем лицом к лицу. Он спрашивал меня по поводу пижамы Илая… его пижамы «Бэтмен». На минуту мне показалось, что он хочет задеть меня. Но он не мог знать, что в день смерти Илай был в той самой пижаме. Он никак не мог этого знать. Тем не менее, это потрясло меня, и я не задержалась надолго. Но мне было интересно, продолжил ли Моисей просматривать страницы после того, как я ушла.
Парадная дверь была не заперта, и я, глядя наверх, подала голос, как только вошла:
— Эй! — мне показалось, что я слышала шум бегущей воды. — Привет?
Вода перестала шуметь, и сверху громко раздался женский голос:
— Минутку!
— Лиза? Это ты?
Лиза Кендрик вышла из-за угла к лестнице, вытирая руки о тряпку. Волосы на ее голове торчали в разные стороны.
— О, боже! Джорджия, ты меня напугала! — она обмахнула свое лицо влажной тряпкой. — От этого пустого дома у меня мурашки по коже.
— Ты разрешила Моисею взять твой грузовик? — спросила я, игнорируя комментарий по поводу дома. Городу пора бы уже забыть об этом.
— Да, разрешила. Мне следовало сказать «нет»? — девушка-подросток тут же начала кусать губы от беспокойства. — Его друг забрал его грузовик, как мне кажется. Ему просто нужно было добраться до Нефи, и он предложил мне пятьсот баксов. Но мама устроит мне взбучку, если с фургоном что-то случится. Но он сказал, что скоро вернет его! Мне не следовало разрешать забирать машину. От него у меня тоже идут мурашки, если честно. Он горячий, но странный. Что-то вроде Джонни Деппа из «Пиратов». Однозначно горячий, но чудаковатый.
Она тараторила без остановки, и это уже стало меня утомлять.
— Уверена, что все в порядке. Не буду тебе мешать. Я только заскочила, чтобы забрать кое-что, что оставила прошлым вечером.
Лиза широко распахнула глаза, и я могла заметить, как сильно ей хотелось знать, что же я оставила в жутковатом доме горячего чудаковатого парня, но она сдержалась, развернулась и пошла обратно в ванную комнату, хоть и медленно.
— Я не возражаю, если ты останешься. Мне не нравится находиться здесь одной, — добавила она. — Моя мама сказала мне, что я не могу взяться за эту работу. Но когда я сказала ей, сколько он платит, она сдалась. Но я должна звонить ей каждые полчаса. Что если она заедет сюда, а фургона нет? — из-за тревоги ее голос повысился. — У меня будут большущие неприятности.
— Я уверена, что все будет хорошо, — повторила я, помахав ей рукой, и сбегая через арку подальше от девушки.
Меня поражало, что люди все еще говорили о Моисее Райте. Несомненно, мама Лизы не поделилась с дочерью тем фактом, что у нас с Моисеем была своя история. На мою долю выпало немало обсуждений, когда родился Илай. Люди быстро сделали выводы о том, кто был отцом моего ребенка. Но, может быть, потому что я никогда ничего не говорила, держала голову низко опущенной и просто жила своей жизнью, разговоры затихли, и люди перестали пялиться на Илая, когда мы выходили на улицу. Я глупо полагала, что мне никогда не придется говорить о Моисее. Но когда Илаю исполнилось три, он пошел в садик, и у него появились вопросы. А мой сын был таким же упертым, как и я.
— А дедуля — мой папа? — спросил Илай, зачерпывая ложкой макароны с сыром и пытаясь засунуть их в рот, прежде чем маленькие лапшички не выскользнут из нее. Он отклонил мое предложение помочь ему, и, если будет и дальше двигаться такими темпами, то точно умрет от голода.
— Нет. Дедуля — мой папа. Он твой дедушка.
— Тогда кто мой папа?
Вот он — вопрос, который прежде еще ни разу не возникал. Никогда за три года. И он повис в воздухе, вопрос, на который нужен был ответ. И сколько бы я ни уклонялась от ответа, сколько бы ни отмалчивалась, ничто не избавило бы меня от этого.
Я тихо прикрыла холодильник и налила Илаю стакан молока, медлила, оттягивала время.
— Мама! Кто мой папа?
Сдавшись, Илай бросил ложку и зачерпнул макароны рукой. Сплющенные, они висели по бокам его маленького кулачка, но они так и не достигли его рта.
— Твой отец — Моисей, — наконец-таки ответила я.
— МО-И-СЕЙ! — Илай засмеялся, произнося каждый слог с одинаковой выразительностью. — Забавное имя. И где этот МО-И-СЕЙ?