Закон обратного волшебства
Шрифт:
Он нагнулся к ее открытому окну так, что перед носом у нее оказался его светлый свитер крупной вязки. Под свитером просвечивала широкая золотая цепочка. Почему-то Анфиса не могла отвести от нее глаз.
— Какие неприятности, Юра?!
Он секунду подумал, словно прикидывая, имеет смысл сообщать ей новость или нет.
— Юра!
— Петр Мартынович, сосед… Он умер.
— Как?!..
Юра пожал плечами. Вид у него был какой-то неуверенный.
— Юра! Он вчера был жив и здоров, и его пугало какое-то привидение!
— Мне не хотелось бы…
— Юра, я не курсистка и не член общества любителей поэзии Бальмонта! Что случилось?!
— Ночью он умер. Милиция считает, что.. сам по себе умер, и все. А я считаю, что его задушили. Подушкой. То есть мы с вашей бабушкой так считаем.
Она поверила сразу — и именно в то, что его задушили.
Вчера ночью в саду явно кто-то был, она не видела, но чувствовала это присутствие очень отчетливо.
Анфиса зашарила рукой по автомобильной обшивке, нащупала ручку, дернула и распахнула дверь. Бедный Юра едва успел отскочить.
Не успел бы, получил бы серьезный удар железной дверью в самое что ни на есть чувствительное место.
— Кто его задушил?! Что вы такое городите, Юра?! У нас тут никогда и никого…
Она осеклась, понимая, что вряд ли он только что выдумал всю эту историю, что это правда, от начала до конца.
Соседа Петра Мартыновича, любителя гуано, жившего в двух шагах, нынешней ночью задушили подушкой.
— А… как вы узнали?!
— Марфа Васильевна утром повезла ему пироги. Такая у нее идея возникла почему-то…
— Не почему-то, а из-за собаки Баскервилей!
Юра помолчал.
— Из-за чего?
— Из-за собаки Баскервилей, но это долгая история. Впрочем, вы знаете, наверное.
— Я знаю, что его кто-то пугал. Но… не собакой.
— Собака — это просто так, — с досадой сказала Анфиса. — Ну, дальше, дальше!..
Руки у нее стали совсем ледяными и она сунула их в карманы.
— А дальше… ничего. Мы приехали, дом открыт, а сосед… лежит. И уже не спасти, конечно. Ну, я вызвал милицию, «Скорую», а Марфу Васильевну отвез домой.. Все.
— Господи боже мой, — пробормотала Анфиса. Щеки ее тоже похолодели, и она подумала так, словно думала не она, а кто-то другой: какая холодная нынче весна:
— Так не бывает.
— Бывает, как видите.
— Только не у нас.
— И у нас бывает.
— А… почему ворота открыты? И куда вы ездили?
Он вдруг усмехнулся. Ему очень хотелось ответить, что на свидание, но он не стал. Она была напугана, и ему хотелось защищать ее, а не дразнить.
Ему всегда хотелось ее защищать, хотя он отлично понимал, что никакая его защита ей не требуется.
— Я ездил на соседский участок. Мне нужно было кое-что посмотреть.
— Что посмотреть?
— Анфиса, — сказал он, — давайте заедем, а? Закроем ворота и поговорим
— А бабушка?! Бабушка как?
— Марфа Васильевна молодец, — сказал Юра с удовольствием. — Лучшая из женщин.
— Ее теперь нужно охранять. Вы понимаете, Юра?! Если здесь появился маньяк, который душит честных людей подушками, бабушке нужна охрана. Две пожилые женщины в таком огромном доме!
— Давайте заедем, — повторил он и кивнул в сторону ворот. — И все решим.
Анфиса посмотрела на него и, кажется, даже пошевелила губами, хотела что-то сказать — и не стала. Вернулась в свою машину, захлопнула дверь и нажала на газ. Английский ослик взвыл, как будто мотнул строптивой башкой, ударил копытами и унесся к дому. Юра вернулся в джип и медленно тронулся с места.
Он устал за сегодняшний день, устал и был удручен, как всегда бывают удручены живые, которым приходится иметь дело с мертвыми. С соседом Юра довольно мирно воевал — именно так и было! Он был задиристый и нелюбезный, но в общем совершенно безобидный мужик, а в последний раз, когда Юра разглядел его в кустах у своих ворот, еще и перепуганный и несчастный.
Едва войдя в соседский дом, Юра почувствовал запах убийства. Он не мог этого объяснить, но это было именно так. Обыкновенная смерть никогда так не пахла, он голову мог дать на отсечение.
Вдалеке за деревьями полыхнули красные тормозные огни и завизжали шины, а потом сильно хлопнула дверь — Анфиса доехала до крыльца и выскочила из машины.
Анфиса вбежала в гостиную и застала бабушку в крайнем волнении.
Она была не только в волнении, но и сердита. Это так на нее похоже — она всегда сердилась и раздражалась, когда волновалась. Она с каким-то яростным наслаждением копалась в сумочке, что-то искала.
— Бабушка, что ты ищешь?
Марфа Васильевна глянула и отвернулась. Цепкие пальчики, совсем не старушечьи, молодые, уверенные, рылись в сумке из итальянской соломки.
— Ба-буш-ка?
— Да.
— Что такое?
— Этот ваш «Бруччи» выпустил коллекцию соломенных сумок. Идиот. Я не могла выбрать приличную и пришлось брать эту.
«Бруччи» — так называлась знаменитая итальянская фирма, выпускавшая одежду и аксессуары, и бабушка, как правило, относилась к ней уважительно.
— Ба-буш-ка!
— Да.
— Что случилось?! При чем тут «Бруччи»?
— Ни при чем, конечно.
— Тогда что?
— Я потеряла но-шпу, — сообщила бабушка и от этого своего сообщения разгневалась еще больше. — Старая дура. Разве нормальный человек может жить без но-шпы?
— У тебя болит… голова?
— У меня старческий маразм.
— От маразма но-шпа не помогает.
— Но-шпа помогает от всего.
— Бабушка!
— Только человек в маразме может потерять но-шпу!