Закон парных случаев
Шрифт:
С чувством облегчения он сбежал с крыльца и быстро зашагал в сторону бедной районной больнички, около которой оставил машину. Плюхнулся на сиденье, захлопнул и заблокировал дверцу и только потом перевел дух. Какого черта, спросил себя, чего тебя переклинило? Жалкий тип, кустарь-одиночка… Ну да, нечистое жилье, заброшенный, заросший грязью угол, но не монстр же и не убийца, а обычный мастеровой! Он вспомнил невыразительное лицо мужчины, его скользящий оценивающе взгляд и мощную шею… Поежился. От всего вкупе веяло таким жутким, безнадежным и далеким от того, к чему он привык и в чем вращался, что минут
А хозяин в это время стоял на крыльце, растроганный и полный воспоминаний. Барда вынырнул! Ленька Бардин… Столько лет прошло, надо же! Он и не вспоминал пацана, был уверен, что тот давно сгинул. Да, видать, ошибся. Интересно бы повидаться, вспомнить молодость…
Глава 5
Детские кошмары всегда с тобой
Капитан Астахов устремился к своей «Хонде», но был остановлен зычным окриком:
– Астахов! Стоять!
Он сразу узнал этот голос. Адская англичанка! Мысленно чертыхнувшись, капитан повернулся, попытавшись изобразить на лице приятное удивление.
– Ада Борисовна! – воскликнул он с фальшивой радостью. – Здравствуйте! Гуляете?
Странный вопрос, принимая во внимание тот факт, что старая дама сидела на раскладном стульчике под стеной райотдела. Была она наряжена в длинное холщовое платье с синей вышивкой по подолу и на рукавах, а на ее голове красовалась соломенная шляпка с букетом слегка пожухлых маков и ромашек. Он отметил также густой румянец на скулах, темно-красный рот и подумал, что раньше губная помада была ярко-малиновой. Дама прочно сидела на своем хлипком стульчике, расставив для равновесия ноги, опиралась правой рукой на трость и строго смотрела на капитана.
Это была его школьная учительница английского языка, Ада Борисовна, женщина с необычными вкусами и привычками, особенно в отношении одежды и шляпок, со специфическим чувством юмора, славившаяся своим сарказмом и умением высмеять и дать по мозгам нерадивым. Старая дева, между прочим, кроме английского, учившая их манерам. Когда входит дама, мужчина обязан встать; подать пальто; пропустить вперед; отодвинуть стул, а потом задвинуть; не чесаться; каждый день менять носки и принимать душ, чтобы не несло; чистить ногти… и многое другое. Они, недоросли, хихикали и крутили пальцем у виска, а ведь осталось что-то! Девочкам она тоже много чего рассказывала. Когда мальчики их спрашивали, они только хихикали и краснели. Тогда барышни еще умели краснеть.
Английский был его кошмаром. Язык не поворачивался повторять чужие и чуждые его челюсти звуки. Сердце замирало, когда он, сложившись пополам за задней партой, слышал цоканье ее туфель… Высоченные каблуки при более чем скромном росте, букли, одежки райской птицы и ярко-малиновая помада, как уже упоминалось – ее было видно издалека. Из-за высоких каблуков она слегка… как бы это выразиться… Ковыляла! Было видно, как ей трудно, но она не сдавалась. Она была странная, но что удивительно, над ней не смеялись. В ней чувствовалась личность. С ней можно было договориться. Она была не злопамятна и вполне добродушна, правда, с раздвоенным язычком. Кто-то из них назвал
Она сидела на своем складном стульчике, склонив голову, рассматривала капитана Астахова, и он с трудом подавлял желание вытянуться во фрунт. Ему снова было четырнадцать…
– Нам нужно поговорить, Коля.
Он удивился – его имя в устах Ады Борисовны звучало непривычно. Она всех называла по фамилии. «Помнит», – подумал он с чувством, похожим на умиление. Она с трудом встала, опираясь на трость, и кивнула на складное сооружение.
Капитан Астахов поспешил сложить стульчик и предложил:
– Пойдемте ко мне, Ада Борисовна.
– Давай на воздухе. Тут около вас парк, там высадили цветы моей юности – портулак. Посидим, полюбуемся и поговорим.
Капитан Астахов только вздохнул, прикидывая, сколько времени займет разговор и что ей нужно. Она пошла вперед, как флагманский корабль, а он, словно шлюпка, потащился следом, рассудив, что если он сзади, то можно помолчать. О чем с ней говорить, он решительно не знал. Она села на скамейку, он опустился рядом.
– Я несколько раз пыталась дозвониться, но мне говорили, что тебя нет. Много работы?
– Много, Ада Борисовна.
– Я тебя надолго не задержу. Ты знаешь, Коля, сколько мне лет?
Капитан Астахов оторопело уставился на нее. Когда-то она сказала, что возраст женщины – табу. В смысле, даже не заикайтесь, а то не комильфо.
– Не знаю, как-то не думал, – сказал он после паузы.
– Семьдесят восемь. С головой все в порядке, хоть в космос. Репетиторствую. Хорошо сплю. Пищеварение нормальное. Настроение… никаких депрессий и нытья. Ты меня знаешь.
Он слушал с растущим недоумением, не понимая, куда она клонит.
– И то, что я сейчас скажу, не плод старческого слабоумия. Нужна твоя помощь. В моем доме кто-то бывает.
– Кто-то бывает? – повторил он, не зная, как реагировать на ее слова.
– Да! Без приглашения. Вещи передвинуты, книги лежат в другом порядке, ящики задвинуты не до конца. Я еще не сошла с ума.
– То есть вы хотите сказать, кто-то что-то ищет у вас в доме. Без спроса?
– Да. Какой уж спрос!
– У вас есть ценности? Деньги? Золото?
– Нет. Я никогда не признавала золота, а то, что мне дарили мужчины, давно реализовала. Сам знаешь, времена сейчас трудные.
Мужчины? А они считали, что старая дева.
– Когда это происходит, по-вашему?
Она пожала плечами:
– Я их ни разу не видела.
– Ночью или днем?
Она задумалась:
– Не знаю. Не уверена. Хочется думать, что днем, когда я выхожу, а не ночью, когда сплю. Каждый день я два часа гуляю в городском парке. Вот в это время, возможно, они и приходят.
– Что-нибудь пропало?
– В том-то и дело, что нет. Да и нет ничего такого. Много одежды. Да, я всегда любила одеться. Немного дрезденского фарфора, всякие фигурки, штук семь или восемь. Пианино с подсвечниками, очень расстроенное. Семейные альбомы. Столовая посуда интересная, но старая, две старинные вазы, бабушкины. Все. Еще несколько картин сомнительной ценности. И шкатулка с морально устаревшим бижу.