Закон парных случаев
Шрифт:
В Интернет-кафе мне повезло. Я нашел на адресном сайте сразу троих Закорчевских. Оставалось только надеяться, что хоть кто-то из них окажется моим родственником.
Следующим пунктом на сегодня был институт, где работала бабушка. Его название я выписал из ее трудовой книжки, а адрес нашел все в том же Интернете. Добрался до него без проблем, но вот дальше приключился облом.
Меня без проблем пропустили в отдел кадров. Начальница, дама предпенсионного возраста, бабушку хорошо помнила и даже отправила кого-то из подчиненных поискать в архиве ее личное дело. Вот только ничего нового я из него не узнал.
–
Я пробежал глазами «Личный листок». Вероника Аркадьевна Закорчевская, девичья фамилия Чижова, родилась в 1946 году в Ленинграде, окончила школу, финансово-экономический институт, работала в разных местах бухгалтером или экономистом. В 65-ом вышла замуж за Григория Ивановича Закорчевского. Дочь Ольга 1966 года рождения. Вот, собственно, и вся биография. Несколько служебных записей: принята, переведена с одной должности на другую, уволена.
Проработала бабушка в институте приличный срок, с 89-го по 2001 год. Наверняка, за двенадцать лет у нее должны были появиться подруги. Вот только работают ли они еще здесь?
Я спросил об этом у начальницы. Она задумалась, наморщив лоб.
– Понимаете, я пришла сюда за год того, как ваша бабушка ушла на пенсию, и почти ее не знала. Из тех, кто работал с ней, многие уже уволились, некоторые умерли. Вам лучше зайти в бухгалтерию и спросить там. Это через две двери по коридору.
В бухгалтерии меня приняли не слишком приветливо. Узнав, что я внук Вероники Аркадьевны, сдержанно удивились. Вернее, удивилась одна из теток, толстая, с обвислыми щеками. Я сразу ее узнал – она была на похоронах. Остальным фамилия моей бабушки, похоже, ни о чем не говорила.
Мы вышли с толстой теткой в коридор. Сначала она никак не могла понять, что же я от нее хочу. А когда поняла, насмешливо фыркнула.
– Да, парень, интересная у вас семья, - протянула она. – Каждый сам по себе, живут за тридевять земель, никто ни о ком ничего не знает. Я такого еще ни разу не видела, чтобы внук приходил о собственной бабушке у чужих людей узнавать. Только вот ничего у тебя здесь не выйдет. Она ни с кем не дружила. И никому о себе ничего не рассказывала. Знали о ней только то, что она вдова, несколько лет жила за границей и что дочь у нее замуж за иностранца вышла.
– Может быть, вы знаете, с кем она больше всех общалась? – не сдавался я.
– Конечно, знаю, - снова фыркнула она. – Со мной. Потому что в одном кабинете сидели. Только общение все это было… о погоде, о природе. О болячках. О себе она вообще ничего не говорила. Думаю, что никому. И вообще. Она такая была…
– Ее не любили?
– Да нет, не скажу. Нос она не задирала, ни с кем не ссорилась. Скорее, на нее особо внимания не обращали. Замечали, только если на работу не выходила. А так придет, поздоровается – и за документы. Мы с ней в буфет вместе ходили, так хоть там словечком перекидывались. Но мне казалось всегда, что было у нее что-то такое на душе. Камень какой-то.
– Так ведь вы сами говорите: муж умер, дочь уехала за границу.
– Может, поэтому, а может, и нет, - тетка многозначительно улыбнулась. – И еще у нее одна маленькая странность была, - тут она задумалась, а стоит ли мне об этом рассказывать, но все-таки решилась. – Вы молодой человек, от вас это все очень далеко, и я не знаю даже, как лучше вам сказать, но… У бабушки вашей был какой-то болезненный интерес ко всему, что связано с родами.
– Я медик, - на всякий случай уточнил я, чтобы она не вздумала жеманно кривляться. – Как есть, так и говорите. Поймите, мне очень важно знать обо всем, что связано с бабушкой.
Она посмотрела на меня со жгучим любопытством, но от вопросов воздержалась.
– Короче, если кто-то из девочек был… ну, в положении, она без конца расспрашивала, как они себя чувствуют, где рожать собираются, что врачи говорят. А когда кто-то после декрета выходил, тоже приставала: как роды прошли, со всеми подробностями. Или у кого дочка, невестка рожает – тоже все выспросит. Даже к мужикам приставала, у кого жены рожали, хотя что те расскажут. Мальчик – девочка, рос, вес.
Больше ничего интересного вытянуть из толстой бухгалтерши мне не удалось. Я вышел из института и решил заехать к маме. Всю дорогу у меня не выходил из головы этот странный бабушкин интерес к чужим родам.
Обычно женщины любят о родах рассказывать – о своих, разумеется. Об этом нам на лекции по психологии пациентов говорили. А вот слушать любят как раз намного меньше. Разве только чтобы разговор поддержать. Значит, что-то у нее такое с процессом родов было связано. Особое. Причем, именно с чужими родами, не со своими.
А что, если это как-то связано с той спрятанной в книгу фотографией девушки в «беременном» платье?
Странное дело, а ведь я еще на первом курсе подумывал, не стать ли гинекологом, как отец. «Знаешь, Мартин, - говорил он, - самые лучшие гинекологи – это мужчины. Хотя бы уже потому, что у них самих нет всего этого хозяйства, а с таким оборудованием невольно обращаешься бережнее. К тому же женщины склонны героизировать тех, кто решает их проблемы. А проблема интимного здоровья для них – одна из самых важных». Да и без работы я бы точно не остался. Но…
Все-таки мне хотелось видеть в этом, как говорил отец, женском «хозяйстве» не место ежедневной работы, а нечто более романтическое и приятное. Да и акушерство меня не слишком воодушевляло.
28.
К маме меня пустили. Я провел с ней минут сорок. Расчесал ей волосы, протер лицо и руки влажной салфеткой. Мне показалось, что ее веки дрогнули. А потом она явственно шевельнула пальцами левой руки. Я замер, ожидая чего-то еще, но больше ничего не происходило.
Я говорил ей какие-то бессвязные слова, да и не все ли равно, какие именно, главное – я как мог пытался передать ей всю свою любовь и надежду.
Лечащий врач, которого я встретил в коридоре, мой оптимизм, однако, не разделял. Такое бывает при выраженной коме, даже часто, сказал он. И ровным счетом ничего не значит.
А мне плевать, сказал я про себя. Плевать на все твои знания, лысый, надутый индюк. Потому что я знаю: она поправится. Обязательно поправится.
– Молодой человек, - окликнула меня медсестра на посту. – Можно вас на минутку? Мне надо вам кое-что сказать.