Закон перемен
Шрифт:
«Прошли хромосферу».
«Целеуказание снимаю», – прилетел голос диспетчера с базы Меркурия.
Отсек десанта затопил бестеневой ослепительно желтый свет, в котором трудно было что-либо различить. Прохор выключил видеостены, и в отсеке стало темно, однако изображение солнечной поверхности продолжало передаваться непосредственно в глаза каждому десантнику, так что яркость и диапазон видимости можно было регулировать.
«Прошли обращающий слой».
Корабль приобрел форму плоской чечевицы и оделся в слой «абсолютного зеркала», позволяющий ему находиться не только в атмосфере Солнца, но
«Мы подготовили для эмиссара бо-ольшой сюрприз! Дело в том, что «абсолютное зеркало», то есть собственно поляризованный вакуум, очень хитрым образом взаимодействует сам с собой, «перетекает» из объема в объем, обмениваясь хроноквантовыми потоками, искривляющими время. В качестве иллюстрации можно предложить движение лемоидов».
«Разве лемоиды используют искривление времени?»
«Задело, физик? Может быть, и не используют. Если бы ты продолжал работать на Тартаре, сам дошел бы до этого открытия. Ну вот, лемоиды генерируют трехмерный поток времени и живут то «параллельно» нашему пространственно-временному континууму, то «под углом» к нему. А процесс преобразования сопровождается сбросом пузырей «поляризованного вакуума».
Ставр, уязвленный профессионально, задумался над словами отца, но тот дал ему понять, что не время и не место обдумывать физические аспекты открытия.
«Мог бы и раньше сообщить эту новость, но ты был занят».
«Кто набрел на открытие?»
«Первым начал работать в нужном направлении твой дружок Степа Погорилый… вечная ему память! Подхватил Левашов, а закончил Ян Тот. Да и ты натолкнул Артура на кое-какие мысли, он тебе за это очень благодарен».
Ставр стиснул зубы, награждая себя нелестным эпитетом, но отец не лукавил: Левашов действительно недавно отзывался о работах Ставра с уважением.
«Барражирование в области полной тени», – сказал первый пилот спейсера. Он имел в виду, что корабль опустился в «тень» – на дно широкого углубления в солнечной поверхности с температурой около четырех тысяч градусов по Цельсию, в то время как температура поверхности за пределами пятна равнялась шести тысячам градусов. Углубление являлось торцом изолированной магнитной трубки диаметром в тысячу километров и было известно астрономам земли под названием «солнечное пятно». Таких пятен на Солнце насчитывалось порой до трех миллионов.
Полчаса прошло в тишине, лишь изредка нарушаемой репликами десантников да переговорами пилотов.
Под кораблем проплывали удивительные четкие структуры, похожие то на песчаные дюны, то на пчелиные соты, то на сложные переплетения раскаленных труб диаметром в километр и больше, и Ставр представил себе изумленные физиономии астрономов, впервые увидевших эту картину, когда стало возможным заглянуть сквозь атмосферу Солнца и увидеть ее поверхность в деталях. Небось долго все были уверены, что открыли «цивилизацию» на родном светиле. Хотя… кое-кто из серьезных ученых, тот же Артур Левашов, не отрицает, что на Солнце может существовать своеобразная плазменная жизнь, те же «улитки», например…
«Конец программе. Уходим в район-два».
Спейсер ввинтился в алое сияние атмосферы Солнца и спустя четверть часа вышел к другой «яме», заполненной скоплением солнечных «улиток» – плазменных баранок, проявляющих к этому месту подозрительный интерес. К тому же здесь зачем-то «пасся» чужанский «дредноут».
Эта «яма» представляла собой шестигранную конвективную ячейку диаметром всего в полтысячи километров. Ее филигранную структуру формировала сложная магнитная петля с напряженностью поля в три-четыре тысячи эрстед, и путешествовать внутри ячейки, держать точный курс было очень сложно. Внешние динамики доносили непрерывный гул и странные звуки, сопровождавшие ураганы ядерного огня: скрипы, вздохи, шорох прибоя, прочий щебет, обрывки музыки, чьи-то голоса и крики. Слушать их было жутко, интересно, и сердце замирало…
У большинства десантников заболели от напряжения глаза, и они отключили изображение поверхности Солнца, но Панкратовы и не произнесший до сих пор ни слова Герцог продолжали разглядывать удивительные огненные пейзажи, жадно ловя новые детали и надеясь по каким-то признакам определить местонахождение базы. Они первыми наравне с аппаратурой спейсера увидели чужанский корабль, кажущийся черным и одновременно прозрачным – километровой длины уродливое «бревно».
– Черт возьми, а он что здесь делает? – раздался чей-то голос.
«Вопрос, конечно, интересный, – сказал Ставр, обращаясь к отцу. – Я все хотел спросить: неужели эмиссар не понимает, что чужанские «дредноуты» и «улитки» его выдают?»
«Во-первых, логику эмиссара разгадать трудно, – ответил Прохор, – а во-вторых, в Солнце сейчас торчит около двух десятков этих «корыт». И что они там делают – одному Богу известно».
«Или эмиссару. И все же, если база эмиссара находится здесь, с его стороны это прокол».
«Может быть, ты и прав. Чего-то мы не понимаем или не учитываем. Кое-кто из аналитиков, кстати, тоже получает странные результаты при эфанализе действий эмиссара. Анастасия Демидова, например».
В этот момент раздался ожидаемо-неожиданный возглас командира «Флокса»:
– Есть касание!
Корабль повело боком, сначала в одну, потом в другую сторону, хотя пассажиров от резких ускорений, встрясок, кувырков и дрожи он защищал надежно. Серия свистов разной тональности прилетела из глубин солнечного океана. Затем неистовый треск едва не разорвал барабанные перепонки, напоминая разряд исполинской молнии. Картина перед глазами десантников исказилась, размазалась, исчезла за фиолетово-розовой пеленой невесть откуда взявшегося тумана.
«Пошел отсчет!» – донесся буднично-спокойный голос Дэвила, и перед глазами Ставра замигали оранжево светящиеся марки времени.
«К бою!» – таким же будничным тоном отозвался Прохор Панкратов. Он до последнего мгновения не верил, что им удастся найти базу и подстыковаться к ней, поэтому ему пришлось преодолевать известное внутреннее сопротивление, но заметил это лишь Герцог.
На счете «ноль» силовая катапульта швырнула «пакет» десанта в брешь, пробитую компакт-генератором в оболочке объекта, размеры которого превосходили любой созданный людьми летательный аппарат.