Закон подлости (Солдаты удачи - 4)
Шрифт:
– - Аллах тебя послал, Аллах и заберет...
Только я понял так. Дед время от времени из хижины своей выбирался. Брал ишака -- и в горы. Травы собирать. Минералы какие-то одному ему известные. Да и просто на "движение мира" поглазеть. Старику много не надо. А уйти мог аж на месяц. За это время проходил достаточно большие расстояния. Похоже, вот во время одного такого похода он меня и нашел.
И вот это, ребята, как раз чудо. В пустыне я падаю вместе с вертолетом и остаюсь жив. Почти жив... А тут бредет мимо безумный старик,
А старик... У него философия...
В общем, время летело. Я уже почти, как дед советовал, растворился в природе, да не до конца -- в один прекрасный день цивилизация напомнила о себе сама.
Как-то занимался я своей хитрой гимнастикой, да что-то из Глена Миллера напеваю и вдруг слышу:
какой-то странный, непривычный, но в то же время знакомый звук появился. Я на месте застыл и сообразить не могу, что бы это могло быть.
А звук, вернее сказать, гул все сильнее. И вдруг как из-за горы вертолет выскочит -- прямо на меня. Военный вертолет. Круг над хижиной сделал, кое-как на каком-то пятачке приземлился.
Из вертолета вылезают два солдата да офицер. Как я понял -- пакистанцы. Офицер меня осмотрел и говорит (на урду, между прочим):
– - Давай-ка, братец, полезай в кабину. Пожил на свежем воздухе, и хватит.
– - А кто ты таков будешь?
– - поинтересовался я у него.
– - Тебе это знать пока ни к чему, -- он мне в ответ.
– - Полезай, говорю. Вид у тебя болезненный, не хотелось бы силой тебя тащить.
Старик с каменным лицом сидит и только бормочет:
– - ...Аллах дал, Аллах взял...
– - Это, -- говорю ему, -- не Аллах. Это солдаты.
В общем, полез я в вертолет добровольно. Все равно когда-нибудь вылезать из этих гор пришлось бы. А тут грех транспортом не воспользоваться. Убивать меня никто вроде не собирался. Велика охота машину гонять, чтобы доставить себе такое удовольствие...
Летели часа три. Приземлились тоже в горах, но уже на военной базе. Все как у взрослых -- аэродром, казармы, склады ГСМ. Меня вроде как пленного определили. Хотя в зиндан сажать не стали. Просто приказали с территории не выходить.
Вначале меня какой-то следователь допрашивать пытался. Только я дурнем прикинулся. Мол, ничего, ребята, не помню. Ни кто таков, ни как звать, ни как сюда попал. Видно же, что я через мясорубку прошел. Следователь помучился недельку да и отстал.
Определили меня в госпиталь. Ну, про это я уже говорил. Врачи меня смотрели-смотрели, языками цокали-цокали, но так и не смогли понять, как это меня старик по частям собрал. А я как с гор спустился, тут же хворать стал. Головные боли почти каждую ночь мучили. Хоть в петлю лезь. Мне какие-то таблетки давали, но все впустую. Выходило, что мне без стариковских травок весело не жить.
На базе этой я еще месяца два просидел. Уже начал план разрабатывать, как мне отсюда ноги делать. Присмотрел, где оружие прибрать к рукам, еду в столовой. Дело, в общем-то, не хитрое. Самое трудное было понять, куда идти? Я ведь, ребята, понял, что в Пакистане оказался. В Афган к талибам мне что-то не хотелось. И что? В родные просторы через горы идти или в Индию? Пока я выбирал, меня однажды привели в штаб. Там уже какой-то хмырь в гражданском сидит. Белобрысый, высокий. На немца похож.
Смотрел он на меня минуты три и говорит вдруг по-русски:
– - Ну что, Николай Ухов, здравствуй, что ли. Я, конечно, напрягся и осторожно так в ответ говорю:
– - Здравствуй, коли не шутишь. Только, может, я и Ухов, но уверенности у меня такой нет. Память напрочь отшибло. Он глаза расширил и давай хохотать:
– - Ухов ты, Ухов. Это я точно выяснил. Или если хочешь -- Трубач. Это как тебе привычнее.
И фотографию мою показывает. Армейскую. Я фотографию посмотрел и свое гну:
– - Хороший парень. Кто такой?
– - Ладно, это ты пакистанцам мозги крути, -- отвечает серьезно.
– - А я не затем в такую дыру лез, тебя разыскивая.
– - А зачем?
– - спрашиваю.
– - А затем, что нечего тебе здесь торчать. Или ты уже ислам принял?
– - Нет, -- говорю, -- недосуг как-то было. Да и не предлагал никто.
– - Ну вот и славно. Тогда у меня к тебе дело есть.
– - С кем имею честь? Меня вы Уховым сразу окрестили, а сами не представились.
– - Зови меня Коперником, -- серьезно отвечает он.
– - Кем?..
– - Коперником, -- повторил он.
– - Это для удобства. Я, понимаешь, имена часто меняю. Так чтобы не путаться.
– - Ну ладно. Тогда уж и я лучше буду Трубачом.
– - Нет, -- возражает он.
– - Ты теперь будешь Аджамал Гхош.
– - Это почему?
– - А это отдельный разговор.
В общем, он мне долго баки забивал о том, что родина меня не забыла и что он, подполковник ГРУ, ее представитель, за мной специально прибыл.
– - Это вы, Коперник, молодым рассказывайте, про родину-то. Я не первый день по земле хожу и прекрасно за это время усвоил, что родина про тебя не вспомнит, пока ей не припрет. Выкладывайте начистоту, в чем дело?
– - Ладно, -- не стал спорить Коперник.
– - Начистоту так на чистоту. Есть, -- говорит, -- одно дело, для которого вы, Аджамал, -- на "вы", гад, перешел, -- очень даже подходите.
– - Что за дело?
– - В общих словах, надо поехать в Ирак. Взять там одну вещь и доставить в Россию.
– - А не в общих?
– - А не в общих расскажу, когда вы согласитесь сотрудничать.
– - У меня есть выбор?
– - Выбор есть всегда. Пакистанцы не дураки и просто так вас не отдадут. Родина, как вы верно заметили, тоже просто так ста тысячами долларов швыряться не будет. А именно столько они хотят за вашу голову.