Закон стаи (Цезарь - 2)
Шрифт:
– И что?
– испугалась Света.
– Ничего. Просто Гончар будет знать, что тебя некий чеченец провожал до дома, а потом два часа трепался. Пусть знает, это полбеды. Но вот если я выйду, и кто-нибудь увидит мои длинные волосы, игру можно считать законченной. Во всей Москве есть только один человек с такими внешними данными, склонный выдавать себя за чеченца. К сожалению, Гончар эту историю - когда я дурил чеченцев - знает во всех подробностях.
– А мне что делать?
– В понедельник, если будут спрашивать, скажешь, что за тобой ухаживает чеченец. С серьезными намерениями. Можешь даже кулон показать мол, чеченец подарил. В подробности не вдавайся, скажи, что твоя личная жизнь никого не касается. Приставать с расспросами не будут - у чеченцев не та слава, чтобы к их невестам кто-то цеплялся. А если не станут спрашивать, ничего не говори. Веди себя совершенно естественно, будто неприятности тебя никоим боком не касаются. Встречаться до тех пор, пока ты работаешь в клубе, не будем - слишком рискованно. Разумеется, кроме воскресенья - я что-нибудь придумаю, чтобы вывезти тебя на пикник незаметно.
Света лишь торопливо кивнула, чувствуя, как возвращаются прежние страхи.
Гончар стоял в дверях палаты и боролся с приступом тошноты. Да, многое он в жизни повидал, но не такое...
Когда посреди ночи раздался телефонный звонок, он сразу понял случилось нечто из ряда вон выходящее. Все люди, которым был известен его домашний номер, знали - Гончар ненавидит, когда его будят. Причем не из-за себя - из-за беременной жены. Но это не кто-то из бригадиров. Те в случае аврала сбрасывали информацию на пейджер, чтоб не беспокоить Ираиду. Гончар просыпался, закрывался на кухне и перезванивал сам. А тут кто-то разыскивал его по обычному телефону.
Этим человеком оказался следователь, который вел дело о покушении на Вальку Маленкова. Чужим голосом попросил срочно приехать в больницу и положил трубку. И всю дорогу Гончар готовился к самому худшему: к тому, что мерзавец Маленков связно изложил все, известное ему о структуре и деятельности измайловского союза. Следователя в таком случае требовалось убрать, как и всех свидетелей. Человек двадцать... Шум поднялся бы страшный, но другого выхода из подобных ситуаций еще никто не придумал. Поэтому, выезжая из дома, Гончар поднял по тревоге Чуму, приказав окружить больницу и не выпускать из поля зрения следователя и оперативную группу. По сигналу они все отправились бы к праотцам. Следователь, конечно, свой человек, но не до такой же степени, чтобы замять такие разоблачения! Жаль парня. Гончар мысленно попрощался с ним. Заодно и с Маленковым.
Однако все обстояло не настолько ужасно. Маленков не успел ничего рассказать - кто-то опередил Гончара, навечно заткнув его вонючую пасть. Но заткнул так, что в коридоре у палаты столпилось чуть не два десятка людей из прокуратуры и угрозыска.
Симпатичная молоденькая врачиха, рыдая, поведала: отделение уснуло, все шло как обычно. Никаких попыток проникнуть в корпус и на этаж, никаких предупреждающих звонков. Маленкова в больнице не любили - слишком поганый характер. Врачиха зашла к нему уже после отбоя, тот порнуху смотрел по видео. Попросила выключить верхний свет и приглушить звук - незачем мешать спать остальным больным. Он буркнул что-то относительно места, куда ей стоит отправиться. Врачиха не стала с ним ругаться, молча ушла и плотно притворила дверь.
Потом дежурная медсестра заметила, как из 33-ей палаты к Маленкову прокрался гость - молодой пацан, тоже с огнестрельным ранением, но уже выздоравливающий. Он ходил к покалеченному бизнесмену каждую ночь, вместе смотрели видео и ржали, что твои жеребцы. Таился редко. В этот раз, видимо, тащил с собой водку, поэтому избегал попадаться на глаза медперсоналу. По этой же причине звук телевизора стал тише - гость посоветовал Маленкову не привлекать излишнего внимания и не провоцировать врачиху на визит.
После того, как настала блаженная тишина, врачиха отправилась в ординаторскую и прилегла на диванчике. Задремала. Разбудил ее страшный грохот и последовавший за ним жуткий вопль. Вне себя от страха вылетела в коридор и увидела страшную картину: дверь в палату Маленкова отсутствовала, стены обуглились, оттуда тянуло холодом и явственным запахом горелого мяса. А кричала медсестра: один из кусков двери попал ей в голову. Лицо в крови, халат из белого красным стал. Одного взгляда внутрь палаты врачихе хватило, чтобы понять: спасать некого. И хоронить нечего. Вот после этого зрелища она и рыдала, не переставая.
На шум прибежали охранники снизу, где находился пост ОМОНа. Вызвали подмогу, позвонили следователю... Набежали оперативники, быстро установили истину: некто, устроившийся на крыше противоположного корпуса в пятидесяти метрах от хирургии, произвел прицельный выстрел из гранатомета в окно 45-ой двухместной палаты. Обитатель ее, которому и предназначался "подарок", был разорван в клочья. Его гость пострадал меньше - труп поддавался опознанию. Голова почти целая, только затылочной части не хватало.
Оказалось, Гончара пригласили для того, чтобы он установил факт: вторым погибшим был именно Валентин Маленков, и никто другой. Мол, Валькиных родственников пожалели, вызвали шефа. Тем более, что врачам Гончар оставил номер мобильного телефона, на всякий случай. Интересно только, как опера представляли себе процесс идентификации личности? С потолка свисали намертво прилипшие кровавые лохмотья. По ним, что ли, узнавать, Валькины они или нет?
Вообще-то, зрелище, какого в кино не увидишь. "Кошмар на улице Вязов" - детские шалости. Лужи всамделишной крови на полу, куски взорвавшейся видеодвойки, обломки кассет, обуглившиеся спутанные ленты пленки... А между ними - зубы. С кусками челюсти. В воздухе витали перья из подушек, а к стене приклеились пряди волос, вырванные вместе с кожей. Натюрморт из скальпа с мозгами. Стена напротив окна, смежная с туалетом, обрушилась, на белом кафеле - красные потеки. Дерьмо из разорванных кишок смешано с обрывками одежды и постельного белья. Но окончательно поплохело, когда в чудом уцелевшем унитазе Гончар углядел совершенно целый палец с синим ногтем...
Опера все-таки разыскали нечто, принадлежавшее Маленкову - предплечье левой руки. Разрыли завал из бетонной крошки и арматуры, и вытащили из-под него. Рука точно Валькина - Гончар помнил, как в школе они вместе сделали на запястьях абсолютно одинаковые татуировки. У него такая же.
В пять утра его отпустили. Больных из отделения срочно перевели в другие корпуса, этаж закрыли. Официальная версия - на ремонт. Ну, его тоже придется делать, не без этого. Совершенно разбитый, измочаленный Гончар вышел на улицу, добрел до места, где его дожидался Чума.
Бригадир сидел на бордюре рядом с машиной, курил с обреченным видом. В руке - трубка мобильного телефона. Гончар устало опустился рядом, бесцеремонно отобрал у Чумы только что прикуренную сигарету, жадно затянулся. Свои сигареты второпях оставил дома и только сейчас понял, как все это время ему хотелось курить...
– Знаешь, что там было?
– Ну да, - хмуро кивнул Чума.
– Послал одного гаврика на разведку. В натуре, что ли, гранатомет?
– Ага.
– Совсем хреново.