Закон тени
Шрифт:
— Что?
— «Сон Полифила». Надо, чтобы о нем узнали! Труд Альберти должен выжить в ожидании тех времен, когда снова примет реальный вид. Я перепишу его в форме видения, спрятав от глаз чужаков, но так, чтобы посвященные смогли понять и запомнить.
— А вы сами? Куда вы теперь?
—
Пико стиснул руку Франческо и отпустил его. Потом вытащил из-за пазухи запачканный кровью портрет, в последний раз на него взглянул и порвал на мелкие кусочки, осыпав ими могилу, как лепестками надгробных цветов. И только тогда вынул из кармана сверток со шрифтом и протянул его Франческо:
— Возьмите с собой и употребите во благо. Это священный шрифт Леона Баттисты. На севере теперь много печатных мастерских с немецкими станками. Когда придете в себя, решите, к кому обратиться. Содержите буковки в порядке. Они должны быть готовы к работе, когда я принесу вам рукопись. Так мы с вами воздадим должное Леону Баттисте… и ей.
— Отец рассказывал мне об одном человеке… — прошептал Франческо. — О печатнике, который начал издавать тексты, содержащие древнюю мудрость. Его зовут Мануцио. — Он посмотрел Пико в глаза. — Увидим ли мы его когда-нибудь? Проект Леона Баттисты? Осуществится ли он?
— Я думаю, да, — отозвался Пико, глядя на могилу.
Как знать, может, когда-нибудь кости незнакомки упокоятся под высоким сводом, в обители Красоты, возле надписи «Тиферет»?
— Архитекторы Витрувианской академии доверяют Донато Браманте. Если фортуна будет на его стороне, то однажды мы
Франческо проследил за его взглядом и спросил:
— А вы? Увидим ли мы с вами такую красоту?
Пико пожал плечами.
— По дороге остановитесь во Флоренции и попросите аудиенции у Лоренцо Великолепного.
— И что ему сказать?
— Передайте ему от Джованни Пико: «Никто не возвращается».
— «Никто не возвращается»? И все?
— И все. Он поймет.
Примечание автора
«Hypnerotomachia Poliphili» («Сон Полифила») — одна из самых необычных и загадочных книг. В течение многих веков она приписывалась разным авторам. В их число, по разным и часто убедительным причинам, попали и те, кто появляется на страницах этого романа. И утверждение, что тексту книги суждено быть начертанным под сводами величайшего из храмов христианства, есть плод вполне обдуманных предположений.
Как и во всяком фантастическом произведении, гипотезы, выдвинутые в «Законе тени», рождаются от комбинаций вымысла и реальности, которые перемешаны столь хитроумно, что, надеюсь, различить их невозможно. Я убежден, что конец любого повествования должен таить в себе и прояснение, и затемнение поднятых вопросов. В этом и заключается удовольствие рассказчика.