Закон трех отрицаний
Шрифт:
– А в милицию-то вы обращались? – скучно спросил Зарубин, думая только о том, как бы побыстрее унести ноги.
– Нет. Он за границей. Он иностранец.
– Люба, можно я дам вам совет на правах мужчины? Плюньте вы на него. Плюньте и забудьте. Мужчины просто так не пропадают, поверьте мне.
– Но вдруг с ним что-то случилось?
– Послушайте меня, Люба, – он уже терял терпение, горевал о своих несбывшихся надеждах и мечтал о том, как уйдет отсюда и не увидит больше опухшего заплаканного лица, – если мужчина относится к женщине серьезно, по-настоящему серьезно, он всегда позаботится о том, чтобы ей вовремя сообщили все, что необходимо. Даже когда
– Вы жестоки, – прошептала Любовь Кабалкина, переставая плакать и вытирая лицо мокрым насквозь платком.
– Вы обещаете подумать над тем, что я сказал?
Она кивнула и снова всхлипнула. Внезапно Зарубину пришло в голову, что ситуацию он использовал не до конца. А ведь чуть было не ушел… Про Селуянова-то совсем забыл, а еще друг называется.
– Люба, когда мы с вами встречались на прошлой неделе, вы сильно нервничали и, как мне показалось, ждали телефонного звонка. Это из-за него, да? Вы ждали звонка от своего возлюбленного?
– Да. Он позвонил мне в воскресенье, это было в последний раз… И потом все, ни слуху ни духу.
– Такое случилось впервые? Он раньше никогда вот так не пропадал?
– Пропадал… один раз. Летом еще.
– Ну и что, нашелся?
– Да, – она снова кивнула.
– Вот видите. И сейчас найдется.
– А если нет? – Она посмотрела так затравленно, что у Зарубина сердце дрогнуло. Ему стало жаль ее, несчастную, брошенную любовником мать двоих детей. Он хорошо понимал, что даже если этот тип снова найдется, то очень скоро опять пропадет. И на этот раз уже окончательно. А скорее всего, он и в этот раз не отыщется. Мужчина, который позволяет себе таким вот образом «пропадать», никак не может относиться серьезно к женщине, из поля зрения которой он исчезает. Ну просто никак. Ни один любящий мужчина себе этого не позволит.
– А если нет, то и бог с ним, – ответил Сергей очень серьезно. – Значит, он вас не любит. И он вам не нужен. Люба, мне кажется, вам нужно обратиться к психоаналитику.
Он сказал это без всякого перехода, даже без подготовки. Просто бухнул на ровном месте. И с любопытством ждал, что же будет дальше.
– К психоаналитику? Зачем? Вы думаете, я сумасшедшая, если я так волнуюсь за своего… за своего жениха? Вы считаете, что это ненормально – волноваться за того, кого любишь?
– Нет, волноваться – нормально, – поспешил успокоить ее Зарубин, – но в тот момент, когда вы осознаете, что вы расстались навсегда, вам понадобится помощь специалиста. Вы очень чувствительный человек, очень эмоциональный, сейчас вы просто не можете смириться с мыслью о том, что он вас бросил и вы больше никогда не увидитесь. Но придет время, когда вам нужно будет это признать, вы больше не сможете скрывать эту неприятную правду от себя самой. И вот тут вы можете не выдержать. У вас есть знакомые психоаналитики или психологи?
Она отрицательно покачала головой и снова заплакала, на этот раз тихонько и жалобно.
– А вообще вы когда-нибудь обращались к таким специалистам?
– Нет. Мне не нужно было.
Сергей нащупал в кармане визитную карточку Аничковой, которую дал ему Селуянов. Место
Он ловко вытащил карточку из кармана и бросил на подоконник. Люба продолжала плакать, уткнув лицо в платок.
– А мне кажется, я тут у вас видел визитную карточку какого-то психолога… Еще в прошлый раз видел… Или мне показалось?
– Не знаю, – провыла Кабалкина, не отрывая платка от лица.
– Погодите-ка, вроде где-то на подоконнике…
Она замолкла, подняла голову и тупо посмотрела на него.
– Господи, какая еще карточка! Ларку убили… И он пропал…
– Да вот же она!
Зарубин радостно выхватил карточку из бумажной кучи, сваленной на подоконнике, и протянул Любе.
– У меня глаз – алмаз, я же точно помню, что видел ее. Видите, Аничкова Галина Васильевна, психология, кинезиология. Это ваша знакомая? Почему бы вам к ней не обратиться?
– Ах, эта… – Люба снова всхлипнула. – Она умерла. Вернее, ее убили, недавно совсем.
– Какой ужас, – сочувственно протянул Зарубин. – Вы ее хорошо знали?
– Ни разу не видела. Наш зам по персоналу ее нанял, чтобы она с нами занималась, если кому-то нужно. И карточки всем раздал.
– И что, кто-то ходил к ней?
– Ходили, наверное. Я точно не знаю, никто ж рассказывать не будет.
– А вы почему не пошли?
– А зачем? У меня все в порядке. То есть я думала… В общем, неважно…
Она снова затеялась плакать, но на этот раз Зарубин не дал ей увлечься любимым занятием.
– Люба, – строго сказал он, – у вас были проблемы, и они есть до сих пор, это очевидно даже мне. Вам предложили помощь специалиста. Почему вы отказались? Почему не пошли к ней? Или вы все-таки ходили к ней, но теперь стесняетесь мне признаться, потому что думаете, что пользоваться услугами психоаналитика стыдно? Боитесь, что вас будут считать сумасшедшей? Любочка, вы мать, у вас растут дети, и вы должны заботиться о том, чтобы сохранить себя в нормальном состоянии еще долгие-долгие годы. Если есть проблемы, которые мешают вам жить, вы просто обязаны с ними разбираться, чтобы не превратиться в инвалида и не стать обузой для своих детей…
Он нагнетал обстановку, плел что-то невероятное, пугал Кабалкину, уговаривал, обманывал, подлавливал, и чем дальше, тем больше убеждался в том, что Любовь Григорьевна действительно к Аничковой не ходила. Никакой реакции ни на имя психолога, ни на упоминание ее адреса, ни на рассказы о ее убийстве и о беспутном племяннике.
Или Кабалкина актриса каких поискать, или она и в самом деле в этом преступлении не замешана.
А кто тогда замешан? Кто договаривался с Аничковой о встрече, назвавшись Любовью Кабалкиной из фирмы «Планета»? Кто велел племяннику вырвать листок из ежедневника? И в конце-то концов, кто ее убил?
Ладно, Селуянов придумал какую-то комбинацию, вчера он как следует напугал Кабалкину, сегодня попросил Зарубина еще подлить масла в огонь, теперь будет ждать, что Кабалкина предпримет. Возле дома мальчонка пасется, наверное, тот, о котором Селуянов предупреждал, так что, ежели Любовь Григорьевна куда соберется, все будет под контролем.
Посмотрим. Свою часть работы Зарубин сделал, можно ехать отчитываться.
Только вот на душе тяжело – просто невыносимо.