Закон военного счастья
Шрифт:
– Ты меня не запрягал, Каратаев, поэтому не «нукай». А обкатку вполне можно делать с пользой, хотя бы раненых возить.
– Какой-то ты злой, Гринев… – Но при этом Каратаев улыбнулся, словно Ростикова злость его лично чрезвычайно радовала. – Ладно. Задание такое – доставить зеркала в Одессу. Мурат тебе уже говорил?
– На чем полетим? – спросил Ким.
– Вон у ангаров Серегин крутится. Он грузит зеркала на самый большой и выносливый наш гравилет. На нем и отправляйтесь.
Они пошли к поставленным в рядок гравилетам. Ростик поискал глазами летающую лодку с зеркалами на хребте и нашел.
– Правильно видишь, лейтенант. Это Коромысло. Без него эти стекляшки так высоко мы бы не забросили.
«Высоко», без сомнения, означало верхнюю часть гравилета. Прикинув что к чему, Ростик подивился:
– И как это нам удалось, когда мы их воровали, без всякого Коромысла?
– Темно было, – хохотнул Ким. – Если бы хоть чуть-чуть света хватило, не смогли бы… А вообще-то, это же наши параболоиды, они на полста кило тяжелее, как раз на те самые, которые мы бы не вытянули.
– Пожалуй.
Рост рассчитывал, что Коромысло полетит с ними, но силача не отпустил Серегин. И имел на то основания:
– Крутить котел я найду кого-нибудь. А кто тут погрузкой-разгрузкой будет заниматься? Нет, ты мне сначала или подъемник предложи, или Коромысло оставляй в покое. И то, даже если подъемник будет, я еще подумаю.
Посмеялись и полетели. В полете неожиданно выяснилось, что Сапаров два раза уже пытался по приказу Каратаева доставить зеркала в Одессу. Оба раза он использовал один из грузовиков, которыми в свое время возили торф. И ничего не вышло, потому что на неровностях почвы, на уклонах и кочках машину так трясло, что первый раз проехали тридцать километров, а второй раз чуть-чуть зашли за Чужой – и все, зеркала оказались разбиты.
– Водителя нужно было взять потолковее, – посоветовал Сапарову Ким.
– Взяли Черноброва, говорили – опытный, опытный… А ему только чурки возить.
Ростик, который сидел за стрелка, вспомнил Черноброва, когда с ним вместе он проводил первые в Полдневье разведки за пределами периметра Боловска.
– Ты можешь лучше, Сапаров? – В кабине летающей лодки установилась тишина. – А раз не можешь, то права критиковать не имеешь.
Мурат, который сидел на втором пилотском месте, попытался обернуться, чтобы посмотреть на Ростика. Но не смог из-за доспехов.
– Ну и характер у вас, Гринев. Мне говорили в Белом доме, что… – он помолчал, – не сахарный, но чтобы такой!
– Какой такой? – переспросил Ким ласково, словно сунул под язык ложку меда. Рост знал эту интонацию. Обычно она ни к чему хорошему не приводила. – Ты договаривай, если начал. И кто это в Белом доме такой информированный? Может, Каратаев? – Он блеснул глазами, повернув голову, так что даже Ростик поежился. – Так знай, мальчишка, заслужить ругань этого идиота, о котором по городу легенды ходят, – нетрудно. Он о собственной матери ни разу, наверное, доброго слова не сказал. Но чтобы он так на кого-то ополчился, как на Рост… на лейтенанта Гринева, – это еще нужно заслужить. И тебе, парень, по-моему, это вряд ли удастся, уж очень ты… хорошо разбираешься, кто у нас какой. Понимаешь?
– Я не понимаю, за что вы на меня так накинулись?
– Все, – сказал Рост устало.
– Я только объяснил салаге, что… – начал Ким.
– Брек! Ты все правильно сказал, теперь сделай передышку.
Остаток пути Рост пролетел, высматривая летучих китов, одновременно пытаясь узнать места, над которыми он некогда с тем же Кимом налетал, наверное, сотню часов. Но ничего не узнал, да и китов, к счастью, не обнаружилось. Впрочем, последнее следовало выяснить:
– Ким, а червяки на наших в последнее время нападали?
– Это в какое такое «последнее»?
– Не придирайся к словам, расскажи, что знаешь.
Ким вздохнул как-то очень по-ростиковски.
– Нападали. Однажды – доказано. Сам знаешь, обкусанная корма, падение с большой высоты…
– А отбиться кому-то удалось? – спросил Мурат. Он вдруг почувствовал себя неуверенно, даже стал выглядывать в боковое пилотское окошко.
– Отбиться удалось в десяти случаях нападения, – довольно сухо уронил Ким. – Правда, это со слов пилотов, а у червяков, может, другое мнение, может, они и не нападали вовсе.
Росту показалось, что над морем, километрах в двадцати от Одессы, он различил большую стаю летающих прозрачных червяков, которые то садились на воду, то взлетали, роняя каскады брызг. По ним-то на таком расстоянии и определил непонятных зверюг… Но ему могло и показаться. Никто толком не знал, как тут в Полдневье образуется дождь, иногда он возникал, как те столбы капель, что заметил Рост, прямо из воздуха, на очень небольшой высоте, всего-то в три сотни метров.
Приземлились на площади с фонтаном, в котором – Рост заметил это еще издалека – плескалась вода. И выглядела она такой светлой, веселой и радостной, что определенно была проточной и пресной. Видимо, Казаринову удалось-таки восстановить старый, еще триффидами устроенный водопровод.
Встречали новоприбывших Казаринов и Борода. Бывшему главному инженеру полагалось по должности, все-таки именно ему, а не кому-то везли эти самые зеркала. А вот Борода стал вообще большим человеком в городе, кем-то вроде мэра, или городского распорядителя. По этому поводу Ким даже сострил, что, мол, от Бороды он дорос до городского Головы, но никого это почему-то не развеселило. Может, местные и сами уже эту шутку затаскали? А вот Дондика не оказалось. Он уже три дня как угнал в степь, наводил какой-то порядок среди местных фермеров, которых развелось столько, что их споры приходилось решать чаще, чем проблемы самой Одессы. Зато еды в городе было много, это чувствовалось по всему, но главное, конечно, по базару, который открыли в портовой стороне, у старых складов, примерно там, где когда-то Пестель устроил себе лабораторию.
Пестеля тоже не было. Его перевели еще год назад в поселения юго-западнее Одессы, где уже встречались деревья, похожие на те, из которых состоял лес Дваров. Как сказал Казаринов, задание у него, как у бывшего биолога, было непростое – попытаться найти жизнеспособные саженцы, чтобы сделать свою рощу, дающую и топливо для антигравов, и кующуюся дельную древесину.
– Но только не очень-то у него выходит, – заключил Казаринов свое объяснение. – То ли из-за почвы, то ли климат у нас другой.