Законодатель. Том 2. От Анахарсиса до Танатоса
Шрифт:
– Мудрейшему Солону от Пифии! – и незамедлительно вручил папирус, опечатанный большой храмовой печатью. – Тебе, Солон, эпистолу я принёс от Селены. Писала она лично это письмо, – добавил тут же он.
Солон за многие годы своей жизни и государственной деятельности получал немалое количество важных документов, в том числе от фараонов, царей, тиранов, стратегов, послов разных государств, настоятелей храмов, жрецов, великих воинов, олимпиоников и других лиц. Однако от Пифии никогда ничего подобного не было. Афинский законодатель даже не слышал о том, чтобы великая жрица вообще направляла кому-либо письма. Разве что тайком – Аполлону, но это людей не касается. Законодатель поблагодарил жреца за столь большое внимание к себе, пригласил его сесть. Тот вежливо отказался, ссылаясь на нехватку времени, дескать, обстоятельства не позволяют подобного
Обычно важные документы Солон открывал и изучал, находясь наедине с собой. Он делал так, не потому что не доверял тем, кто находился рядом, а потому, что содержание документа касалось, как правило, его одного, либо относилось к важным государственным вопросам. И, само собой разумеется, знать другим об этом не обязательно. Государственные дела всегда были выше его собственных пристрастий и привязанностей, можно сказать – выше всего личного и семейного. Все важные документы он хранил в сундуке, который кроме него никто не мог открыть. Это тоже имело принципиальное значение для охранения многих государственных секретов.
Но тут жрец настоятельно в его присутствии и при Мисоне просит вскрыть и прочесть послание оракула. Видимо его так обязали, чтобы быть уверенным в том, что законодатель не только получил письмо, но и сразу же с ним ознакомился.
Письмо немедленно было вскрыто. Солон увидел послание, написанное красивым почерком, судя по всему женским. Оно гласило:
«Здравствуй, премудрый Солон Афинский! В час весеннего равноденствия, которое выпадает на седьмой день месяца Бисиоса, в храме Аполлона состоится великий пир мудрецов Эллады. Как первого среди них и самого почётного гостя, Аполлон, я, жрецы и жители нашего города желают видеть тебя. Учти, без Солона пир не возможен. Предстоит величественное застолье.
Будь здоров! Прощай!
Селена – Пифия».
Когда афинянин прочел папирус и задумчиво поднял голову в сторону жреца, тот упрашивающим голосом сказал:
– Солон, все фокейцы искренне любят и почитают тебя. Почти и ты их знаменитый храм своим присутствием в день рождения Аполлона. Это будет самый значимый пир в истории людей.
Афинянин тотчас ответил:
– Всем, кто меня любит и уважает, я отказать не могу. Передай Дельфам, что на пиру обязательно буду.
Жрец учтиво улыбнулся, поблагодарил хозяина за приятный ответ и скрылся за калиткой. Видимо, ему предстояло ещё кому-то доставить такого же рода послания. Солон завел разговор с Мисоном на тему пиров. И оба стали вспоминать разные из них. Но такого рода, который собирается провести дельфийский храм, они не припомнили и даже не слышали, был ли такой вообще когда-либо. Скорее всего, нет, не было.
До начала пира оставалось совсем мало времени. Афинского законодателя одолевало небывалое любопытство: с чего бы это вдруг храм, где пребывает высшая божественная мудрость, где знают ответы на все вопросы, решил устроить торжественное собрание мудрецов. Понятное дело, когда Периандр устраивает пир, не удивительно, если пир устраивает Клеобул, даже Фалес. Но вот, чтобы это делал храм – так это что-то невиданное, совершенно новое. Солон дал понять Мисону, что хотел бы видеть его рядом с собой. На что тот ответил:
– Там и без моей скудной мудрости её будет в избытке. К тому же меня никто не приглашал. Видимо, я еще не дорос до мудреца.
– И то правда, – согласился законодатель, – желающих, приобщиться к сонму мудрецов там будет в избытке. Эзоп так уж точно будет! Даже если его и вовсе не пригласят. Авось и Анахарсис нагрянет, если окажется поблизости. Без него теперь пиры малоинтересны.
Уже сам факт получения такого приглашения делал приглашённого человека исторической личностью, одним из мудрейших представителей своего времени, а то и нескольких живущих поколений. Во времена Солона храм Аполлона, с его знаменитым оракулом являлся мировым религиозным центром. Всем людям, слышавшим о Дельфах, казалось, что именно там располагается истинно величайшее священное место, где известно всё или почти всё обо всём, и, конечно же, где как не здесь знают истинных мудрецов. Знают, кого необходимо пригласить сюда, на этот знаменитый сбор. На пир пригласили Солона, Фалеса, Хилона, Клеобула, Питтака, Бианта. Разумеется, пригласили бы и Периандра, но он к тому времени уже скончался. Когда Пифия обсуждала со жрецами список приглашенных, то ей сказали, что желательно пригласить семерых. Ибо цифра семь – священное число Аполлона. Мудрая Пифия улыбнулась и ответила, что седьмого она не знает. Мисон – еще не постиг всех секретов мудрости, причём он сам это признаёт. Анахарсис, хоть и талантлив, но ещё молод, к тому же он не совсем эллин. Эзоп, которого иные признают за мудреца, слишком дерзок, невоздержан, чудачлив и умозрителен. От него можно ждать что угодно. Такого опасно приглашать на священный пир. Имеются также сомнения в его эллинском происхождении. Впрочем, последнее не столь существенно. Аполлон не делит своих приверженцев на эллинов и не эллинов. Он Бог панэллинский и общемировой.
– Тем не менее, – пророчески молвила она – я знаю, что желающих помудрствовать на пиру будет больше, нежели семеро. Некоторые прибудут по собственному почину, без каких-либо приглашений и объяснений. Их здесь, как я предвижу, попросту не может не быть.
В Дельфы мудрецы направились почти сразу, как только они получили приглашения. Каждый добирался, как мог, но в основном плыли на своих кораблях. Однако сбор длился целую неделю. Кто-то из приглашённых мужей находился очень далеко, кто-то умышленно не спешил, у кого-то по пути возникли непредвиденные затруднения, кое-кто неспешность делал определенным умыслом, полагая, что не начнут же пир без него.
Конечно, были и такие, кто рвался стать первым. Имеются в виду Эзоп и Анахарсис, то есть те, которых и вовсе не приглашали. Как они прослышали об этом священном пире – до сих пор остаётся загадкой. Жрецы никак не могли проболтаться, поскольку секреты они хранить умеют. Мудрецы – тоже не из числа болтливых и хвастливых, разве, что кто-то из ближайшего окружения мудрецов проговорился. Возможно, что всё получилось случайно; такое ведь тоже бывает. Эзоп и Анахарсис добирались сюда по-разному. Анахарсис – на своем корабле, а Эзоп, как и ранее пользовался чужими услугами. Как всегда он добирался, что называется на перекладных, и главное – задарма. Тем не менее, в Дельфы он добрался раньше других, полагая, что если он прибудет первым, то почёта и славы более всех достанется ему. Прибыв в «Центр Вселенной», он сразу же забрался на вершину Парнаса и во всю мощь заорал, что «первый из мудрецов» прибыл. Затем прилюдно ополоснул свои грязные ноги в водах священного Кастальского источника и, даже не вытерев и не высушив их, рванул по священной дороге к храму. Это было невиданным святотатством, поскольку тропа предназначалась исключительно для Пифии. Пройдя шагов пятьдесят по ней, он был остановлен тайной храмовой стражей. Стражник строго спросил:
– Стой, кто идёт по священной тропе?!
– Человек, – не задумываясь, ответил Эзоп, вовсе не стушевавшись.
– Человек?! – изумился гневный стражник. – Покажись поближе. Ещё ближе. Так, тело вижу, ужасное вижу тело. Голос слышу, кошмарный голос. Но разума и души что-то не вижу. Есть ли они?! Где они?
– Откуда в таком теле могут взяться душа и разум. Откуда им взяться? – возмутился другой стражник. – Не многого ли ты хочешь? Это какое-то дикое чудище. Не отпрыск ли Пифона? Кто ты, порушитель тысячелетней традиции? Ты почему кощунствуешь, идя по священной тропе?
– Я отпрыск мудрости, и тело моё отстало от разума. Душа и разум уже вошли в храм, а тело плетётся по этой дороге.
– Ты обвиняешься в святотатстве и кощунстве! – вскрикнул первый стражник. – Во всяком случае, обвиняется твоё тело. Эта тропа не место для его движения.
На что Эзоп незамедлительно ответил:
– Кощунственно не то, что по этой дороге идёт человек. Кощунственно строить дорогу всего лишь для одного человека. Чем больше людей ходит по ней, тем она священней!
Стража упорствовала на своём, Эзоп на своём. Наконец, прибывший околомудрец использовал последний аргумент: дескать я тот, кого пригласил Аполлон на пир мудрецов. Когда у него потребовали показать приглашение, то сочинитель басен ответил, что приглашение потерял. Но кто не верит в его мудрость, то пусть проверит её в деле, то есть на пиру. В другое время за подобное нарушение не сносить бы святотатцу головы. Или на худой конец его вышвырнули бы вон за пределы Локриды. Но сейчас, накануне пира, хозяева не стали накалять обстановку. Вышедший из храма жрец строго указал Эзопу на то, что в аполлоновых списках мудрецов его нет, и никакого приглашения ему Пифия не посылала. Дескать, есть Солон, есть Фалес, есть Хилон, а также Питтак, Клеобул, Биант, но никакого такого Эзопа нет и быть не может.