Законы отцов наших
Шрифт:
Когда я добрался до «Робсона», уже начиналась обеденная толчея. Сонни стояла за раздаточным прилавком с кофейником в руках и в безобидной манере флиртовала с пожилым мужчиной во фланелевой рубашке, кряжистым здоровяком с обветренной кожей. Внимание Сонни явно льстило ему: он жадно ловил ее слова и был похож на цветок, тянущийся к солнцу. Скорее всего вдовец, подумал я. Увидев меня, Сонни дотронулась до его руки успокаивающим жестом. Мой взгляд встревожил ее.
— Ты меня подставила, — сказал я ей.
— Что? Что я сделала?
Она поставила кофейник назад на электронагреватель. Сонни выглядела несколько бледнее обычного, ведь она уже двенадцать часов была на ногах и, как всегда, не желала принимать никакой
— Ты сообщила кому-то все, что я рассказал тебе сегодня утром. И теперь я угодил в бочку с дерьмом.
— Что сообщила? О чем ты?
— Ты знаешь, о чем я.
Пожилой мужчина у прилавка перестал помешивать кофе и повернул голову в нашу сторону.
— Что с тобой случилось? — спросила Сонни. Ее густые брови изогнулись над глазами, выражая обиду и недоумение. Она явно не ожидала услышать от меня такое.
Мы опять вышли на задний двор, но теперь отошли подальше, в переулок, посыпанный гравием. Джун и Эдгар отнеслись к этой идее крайне неодобрительно. Они считали, что приходить сюда во второй раз было очень опрометчиво. Однако я настаивал на своем, говоря, что логика событий диктует именно такой ход. Сонни не будет врать, сказал я. Если она сделала ошибку, то постарается исправить ее. Эдгары капитулировали только потому, что отчаянно нуждались в кредитной карточке, не имея никаких других источников финансирования поездки в Лас-Вегас. Тяжба с университетскими властями оставила как их лично, так и всю их организацию совершенно без денег. Что касается меня, то я руководствовался другими мотивами. Мне нужно было знать это для себя.
— У тебя неприятности?
— Не то слово. — Я сказал ей, что она, должно быть, сболтнула кому-то о киднеппинге.
— Никому. Ни-ко-му.
— А Грэму?
— Грэм? Да он уехал еще вчера вечером. Пробудет в Сан-Рафаэле всю неделю. Ты слышал когда-нибудь о терапии первобытного крика?
Эдгар предупреждал меня. «Она не скажет вам правду, — сказал он. — Она будет отрицать все. Будьте осторожны». Я проникся его подозрительностью, но сейчас ее смыло как волной, и я был не в силах не верить Сонни.
— Понимаешь, за мной охотится ФБР.
— Вот как? Уже? О Господи!
Естественно, она предполагала, что причиной повышенного интереса ФБР к моей особе явилась неявка на призывной пункт, и не могла понять, какое отношение к этому имеет киднеппинг. Я не стал вдаваться в объяснения, лишь отрицательно покачал головой: я не хотел повторять одну и ту же ошибку дважды.
Из глубины переулка тянуло вечерней прохладой. Сонни поежилась и засунула руки себе под мышки. На ее лице было все то же обиженное выражение.
— Так что тебе нужно, Сет? Ты явился сюда, потому что хочешь, чтобы я тебе чем-то помогла, или же просто чтобы потрепать мне нервы, обвиняя в том, что я тебя заложила?
— Мне нужна кредитная карточка.
— Кредитная карточка?
— Да. Зайди в ресторан и, когда кто-нибудь будет расплачиваться кредитной карточкой, вынеси ее мне сюда. Я обернусь за пять минут, даже меньше.
В конце переулка, за углом меня ждала Джун в машине. Для маскировки она повязала на голову платок и надела темные очки. Турагентство, где она намеревалась заказать билеты, находилось рядом, на Университетском бульваре, и вот-вот должно было закрыться. Она уже позвонила туда и объяснила, что ей придется оставить детей дома одних, без присмотра. Ей пообещали, что оформление заказа займет не больше пяти минут. План, по которому мы должны были расплатиться за авиабилеты чужой кредитной карточкой, казался мне почти разумным. Я еще не просчитывал воздействие различных психологических нюансов, возникающих, когда переступаешь черту закона и оказываешься в положении изгоя. Еще меньшее значение я придавал чьим-либо суждениям обо мне, включая
— Ты с ума сошел, — сказала Сонни.
— Так нужно. Говорю тебе. Без этого никак не обойтись.
— Но зачем?
— Не спрашивай зачем. Ты всегда говорила, что я тебе небезразличен. Так вот сейчас наступил момент, когда нужно спасти мою жизнь.
— Ты не можешь объяснить? Ты хочешь заплатить за что-то по чужой кредитной карточке?
— Мне нужно купить билет на самолет, Сонни. Я должен убраться отсюда, и как можно быстрее.
Я едва не выложил ей сгоряча весь план, но вовремя прикусил язык. В моей голове сейчас царила полная неразбериха: Кливленд и Хоби, мои родители и армия, моя свобода — все это сплелось в какой-то идиотский клубок. Поэтому единственное, о чем я мог думать, заключалось в словах «я и Сонни». Мои намерения были слишком очевидны. Я пытался разжечь страсть, поставив ее в безвыходное положение: либо она докажет на деле свои чувства ко мне, либо полный разрыв. С таким же успехом я мог бы сидеть с ней на заднем сиденье «шевроле» лет десять назад и говорить: «Если ты меня действительно любишь, то сними сейчас же свои трусики».
— Послушай, я все возьму на себя, — сказал я. — Если вдруг случится прокол и доберутся до тебя, ты скажешь им, что я скорее всего вытащил карточку из кармана твоего фартука, когда ты вышла поговорить со мной. Ты выкрутишься.
— Разве дело в том, выкручусь я или нет, Сет?
— А в чем же тогда?
— Это настоящее безумие.
Внезапно налетевший порыв ветра сорвал с ее головы маленькую бумажную тиару. Сонни посмотрела ей вслед. Ветер подхватил тиару и покатил ее по дорожке. Сонни распустила свои роскошные темные волосы и встряхнула ими. Затем опять собрала их в аккуратнейший пучок и натянула сетку. Вся процедура заняла у нее около минуты. Когда она покончила с этим, я вдруг почувствовал какую-то отчужденность, которая исходила от нее. Передо мной, несмотря на белоснежный фартук, вздувавшийся кверху, опять стояла та темноволосая, ослепительно красивая девушка, с которой я познакомился год назад в автобусе и которая сначала не хотела иметь со мной ничего общего, а теперь поняла, что была тогда права. Ее всегда интриговало во мне нечто иррациональное, не укладывающееся в обычные стереотипы, то, что я мог пожертвовать большим, нежели она. Однако сейчас Сонни стала свидетельницей полного хаоса, краха, происшедшего по моей вине. Ее холодная отстраненность заставила меня ужаснуться. В душе громкой сиреной прозвучало раскаяние. Несмотря на все, что я сделал своим родителям, только сейчас ко мне пришло осознание того, что я совершил какую-то непоправимую ошибку; что дикая, бесконтрольная часть моего характера уничтожала то, в чем нуждалась здравомыслящая его часть.
— Послушай, я дам тебе деньги, — сказала она наконец.
— Это слишком большая сумма. Тебе не по карману. Дело в том, что я не один.
— Не один? О Боже, Сет, во что ты влип?
— Речь идет о почти шести сотнях баксов. Поэтому мне нужна кредитная карточка.
Сонни ответила не сразу. Ее лицо приняло озабоченное выражение. Она что-то обдумывала. Затем приняла решение.
— У меня есть деньги. Их должно хватить. Я все время откладывала, потому что хотела оставить Зоре немного денег перед отъездом. Но теперь думаю, что она может и подождать.
— Деньги нужны мне прямо сейчас.
— Ты их получишь сию минуту. Гэс обналичит чек. Подожди немного.
Когда Сонни подала мне комок ассигнаций, я понял, что мы свели счеты. Она сделала для меня все, что могла, и теперь ее совесть была чиста.
— Я беру их в долг.
— Ладно, отдашь, когда сможешь, — сказала она. — Послушай, мне нужно идти. У меня скопилось уже с полдюжины заказов. Гэс убьет меня.
Она поцеловала меня в щеку. Поцелуй получился каким-то сухим, формальным.