Законы поединка
Шрифт:
– Отпустите меня! Слышите, отпустите! Я все равно не буду больше воевать. И ты не будешь. Мы не можем здесь больше оставаться! Мы здесь творим беззаконие, мы прогневили нашего Создателя, и он нас за это накажет. Бог и его Защитники. Мы все погибнем. Все до единого! У-у-у! Отпустите меня… Я не хочу умирать!
Маккенрой же искал глазами что-то на потолке и постоянно повторял:
– Вы мне не верите? Но я знаю, это правда. Мне надо сообщить об этом командиру. Нет, всем. Об этом должны знать все! Я видел свет и его Защитников. Они пришли за справедливостью и вызывают на Суд Божий обидчика. Суд Божий – это поединок:
Джонсон представил их барону и Кисенгеру:
– Вот, полюбуйтесь, сержант первого класса Джон Маккенрой и рядовой Фил Колибри.
Потом помолчал и, закусив губу, добавил:
– Точнее сказать, бывшие: сержант и рядовой. Час назад, когда я их направил к источнику света, они были абсолютно здоровы и адекватны. Несли караульную службу на наблюдательном пункте и перед этим, естественно, проходили полную медицинскую комиссию.
Рядовой и сержант не замечали никого вокруг и продолжали, как запрограммированные, повторять без остановки свои фразы.
***
Когда сержанта Маккенроя и рядового Колибри увели конвоиры, в зале заседаний еще несколько минут стояла гробовая тишина. Затем барон фон Клюге прокашлялся и неуверенно спросил:
– А может, это все-таки какая-то секретная операция нашего разведывательного управления?
Джонсон посмотрел на начальника департамента с нескрываемым презрением, а Гарри Кисенгер сложил пальцы в крест и почесал ими подбородок. Этот тайный знак означал для посвященного: "Не говорите ерунды! Над вами смеются!"
Как это ни странно, в масонской ложе, членами которой были Кисенгер и фон Клюге, Гарри стоял на одну ступеньку выше своего начальника, поэтому он имел право так поступать.
Барон развел руками:
– Тогда что это было только что? Может мне кто-нибудь объяснить?
Генерал Джонсон почесал переносицу и, стараясь избегать резких выражений, начал:
– На языке военных это означает, что перед нами некое необъяснимое явление, которое я бы охарактеризовал как пока не известное нам оружие массового психического поражения. Ни много ни мало. И это оружие оказывает негативное воздействие на личный состав вверенных мне сил. Черт возьми! За какой-то час я потерял двух своих солдат. Неплохих, кстати, парней! И я не уверен, пошли я туда роту, не случилось бы с ней то же самое.
Джонсон хлопнул ладонью по столу и закончил:
– Может быть, мы действительно что-то не то сделали и прогневили господа Бога?
Кисенгер осторожно покосился на генерала:
– Не порите ерунду, Джонсон.
И начал рассуждать вслух:
– Мне кажется, что пока ничего страшного не произошло. Вполне возможно, у парней просто временное помешательство. Да, и самое главное! Пресса локализована. Надо будет дать распоряжение напоить их всех за счет армии США, и никто не выйдет из пресс-центра до утра. Главное, чтобы ни они и никто другой не увидели этого света сейчас, пока темно. Надеюсь, днем при солнечном свете, это необычное излучение будет заметно меньше, и меньше будет оказывать негативного воздействия. Да, точно! Давайте дождемся утра, и с первыми лучами солнца попробуем бросить в город спецназовцев. Ну или этих парней из "Черных ястребов".
Думаю, они не будут распускать нюни при виде яркого света. Как вам такое предложение? А?
На экране появилась рябь вперемежку с волнистыми линиями. На какое-то время лицо барона фон Клюге исказилось под воздействием радиопомех, а когда появилось вновь, то стало похоже на рыбу, выброшенную на берег и ловящую ртом воздух. Пропал звук. Джонсон поморщился и схватился за трубку селекторной связи.
– Что там, черт возьми, происходит?
Услышав ответ, он выругался еще раз.
– Тысяча чертей! Переключите на резервный канал! Мы еще не закончили. – И, положив трубку, пояснил Кисенгеру:
– Непонятные помехи в эфире, как будто работает какая-то станция и забивает наш канал.
Наконец голова в экране снова стала говорящей:
– … и поэтому мы не можем ждать до утра… Действуйте немедленно, – услышали Кисенгер и Джонсон.
Они оказались в неловком положении. Барон не любил, когда его переспрашивают. Однако деваться было некуда. Кисенгер задал уточняющий вопрос:
– Вы считаете, что в такой ситуации можно задействовать военно-морские силы?
– Вполне.
– Вы даете санкцию?
– Да, мать вашу! – Дважды уточняющих вопросов фон Клюге не любил еще больше.
– Свяжитесь с адмиралом Канаки, у него наверняка поблизости есть какая-нибудь неучтенная подводная лодка с тактическим ракетным вооружением на борту. Дайте ему координаты цели… Пусть даст один залп.
Одна ракета! Не больше. Потом пошлете специалистов, зачистите место, и можно будет все списать на террористов, националистов или еще кого-нибудь. Это уже по твоей части, Гарри. Да может быть, и списывать ничего не понадобится. Город ведь почти пуст, журналисты все под замком. Никто не узнает.
Кисенгер и Джонсон переглянулись.
– Согласны?
– Да. Так точно, сэр.
– Ну, вот и отлично. Как сделаете, доложите результат.
Барон фон Клюге протянул руку, и экран погас.
Глава 2. Площадь трех президентов
…Данила сидел на голове третьего президента России. Рядом валялось его туловище, руки и ноги. В одной руке была зажата погнутая лыжная палка. Президент загадочно улыбался, но ничего не имел против того, чтобы на нем кто-то сидел, потому что был памятником, причем памятником, разрушенным и свергнутым с пьедестала. Пьедестал памятника находился на перекрестке двух дорог, но и его взрывом раскололо на мелкие куски и разбросало в разные стороны.
Данила смотрел, как его товарищи возятся возле своих мотоциклов. Ребятишки были рядом с ними. Они притихли и смотрели на все происходящее с нескрываемым интересом. Не удержалась от соблазна посмотреть, что же собираются делать три странных богатыря, и Валентина. Она, накинув на плечи цветастую шаль, которую, наверное, носила еще ее бабка, какая-нибудь статная казачка, вышла на порог подъезда и оттуда наблюдала за странными манипуляциями мужчин. Алексей и Илья аккуратно сцепили рули своих боевых