Законы войны
Шрифт:
Казак второго года службы Тимофей Прошкин был родом с Дона, с Вешенской — а оказался здесь потому, что сам попросился куда-нибудь в экзотическую страну. Вот его и отправили — к прославленному Велехову, который и в Польше побывал, и в Аравии, и в Йемене, и в эмирате Джебель-Шаммар (название-то какое, и не выговоришь сразу), и в Персии отслужил. Одностаничник, земляк, в беде не оставит. На деле получилось так, что Велехов едва глянул на него и кивнул уряднику — гоняй дюжей. А урядник и рад стараться…
Это место для жизни было совершенно невозможное. Болотины… от болот запах дюже тяжелый. Реки… это тебе
Понятно, почему они такие злые…
Кто-то ткнул его, аккурат в задницу.
— Готов? Вояка?
Чернов. Третьего года службы — а считает себя чуть ли не есаулом. И прикапывается все время, гад…
В их машине — восемь посадочных мест, а не двенадцать. Это потому, что машина не транспортная, а огневого прикрытия. Переделали их прямо тут, из того, что было. Когда англичане сматывались отсюда, они оставили здесь немало старой техники. А казаки все приспособят к делу, им только дай. Приглянулись кому-то авиационные пулеметы конструкции Браунинга — не пехотные, старые, какие у казаков еще встречаются, а именно авиационные, с повышенным вдвое темпом стрельбы. Вот полковые оружейники и сварганили за пару недель пулеметные установки для бронемашин: на один, на два и даже на четыре пулемета. Которую на четыре испытывали — решили пострелять по соседнему берегу, шарахнули, так войсковой старшина присел аж. Но так больше на одну сделали, патроны дюже жрет, а они дорогие…
Сейчас он сидел в грубо сваренной из бронелистов порезанной старой техники, но просторной башне и мрачно смотрел на взлетающие со стороны завода трассеры. Плечи напирались на обмотанные изолентой плечевые упоры — рога, а в бойницу торчал ствол старого, но мощного «БРЭНа». Их здесь столько нашли после англичашек-то, что старшина просто раздавал: хочешь таскать — на. Видать, англичашки сильно дюже драпали отсюда. Говорили, фронт за один день прорвали, с ходу…
И хреново то, что вторыми идут. Страшно. Хоть и не признаешься — позор на всю станицу, на весь род. У казаков так — как службу сломал, так потом и будешь.
Страшно… Ночная трасса была полупустой — в то время как из города был сплошной поток машин. Встревоженные индусы [17] покидали город…
— К бою! — шоркнуло в рациях…
Казак перекрестился как сумел в тесноте башни, дернул затвор — с лязгом он встал на место, дослав первый патрон в патронник. Эту штуку со старого бомбардировщика сняли, там подача идет не лентой, а по проводу, и короб на целую тысячу патронов — под ногами путается. Ага… прицел. Прицел тут был старый, тоже с бомбардировщика…
17
Понятия Пакистан не было, было название «Северо-Западная пограничная провинция». Так что — индусы.
— А не спеши ты нас хоронить… — затянул кто-то.
— Так… заткнулись, наблюдать за обочинами…
Но все уже пели…
А не спеши ты нас хоронить, А у нас еще здесь дела. У нас дома детей мал-мала, Да и просто хотелось пожить. У нас дома детей мал-мала, Да и просто хотелось пожить…На повороте в город белый, небольшой хетчбэк выскочил наперерез казачьей колонне, пошел в лоб. Казак-водила шатнул головную машину в сторону отбойника — но местный не принял подарка: жизни. Ему нужна была смерть. Он давно отказался от своей жизни — а теперь хотел забрать еще несколько…
А… а… б…
Почему так башка болит. Не пил вроде. И не курил ничего… а она болит. Тут такая дрянь есть, укуришь — башка как чумная. Но тогда она не болит. А тут — болит…
Свет. Потом опять — темнота…
Потом опять свет…
Потом он вдруг понял, что лежит. И что что-то не так. Встать бы…
И он — на удивление ровно — встал. Точнее — сел…
Где-то рядом вяло перестукивались автоматы. Это была не пальба, как бывает, когда попадаешь в засаду, — а именно обстрел. Кто-то с дальнего расстояния постреливает, чтобы держать всех в напряжении, но перестрелкой это не назовешь…
Оказалось, он лежит у машины. Точнее — за машиной, между машиной и высокой бетонной стенкой, которая тут поставлена, чтобы местные не перебегали трассу где попало.
Его положили сюда для того, чтобы в него не попали пули. Наверное…
Он встал. Оружия не было. Впереди что-то дымно горело.
Он решил обогнуть машину сзади. В голове вроде прояснилось немного, хотя все еще она болела. И вкус крови во рту… неприятный такой. Как на Дону в зиму дрались станица на станицу, так ему два зуба и вынесли. Тогда так же было.
Казак Тимофей Прошкин обогнул бронемашину и увидел танк.
Самый настоящий танк, типа «Челленджер-2». Его тоже англичане бросили. А казаки подобрали. В Европе уже нет таких, танков нет вообще, есть универсальные гаубицы. Потому что танк с танком воевать не должен. А здесь единственная угроза для танка — это ракетчики с противотанковыми гранатометами. Да мины. Как раз вот для таких дел — танк в самый раз будет.
А танков они нашли целых четыре штуки. Англичане утопили один в болоте, а дернуть остальными тремя не додумались. Видать, драпали дюже. Аккурат сотник Денисов и нашел. Если бы не он — и хрен был кто затевался с ними, сдали бы на металлолом, да и все. Танк… дело такое, он ухода требует. А сотник загорелся — он-то срочку в бронекавалерии ломал. Вытащили, притащили в расположение. Один на запчасти пришлось пустить, а три на ходу были. И транспортеры были. «Скамвеллы», здоровущие. На четыре оси.
Как раз в это время Денисов с кем-то лаялся по рации. Закончил сакраментальным: «да и е. твою мать!», отключил связь, обернулся, вызверился на Прошкина.
— Чего шляешься?! Фамилия, казак!
— Прошкин… Это… раненый я.
— В ж… раненый боец, он уже не молодец. Специальность?
— Пулеметчик я.
— О! Не было гроша, да вот алтын. Пойдешь на пулемет. Как раз дело по специальности…
На танке он ездил второй раз. Точнее — первый, один раз на броне. Так-то у них Выстрелы были.