Законы войны
Шрифт:
Полчаса назад он сидел связанный и ждал, пока его начнут пытать. Сейчас у него были автоматы, машина, гранаты.
Поехали!
Дверь закрывалась изнутри, как и большинство афганских дверей, — на длинный, массивный засов. Он отодвинул его, а потом подал машину вперед. Кенгурятник толкнул дверь, и он выехал на улицу. Водительскую дверь он не закрыл, готовый вывалиться из машины и отстреливаться, если на улице заняли позиции боевики. Но никого не было — на выстрелы никто не вышел…
Включив фары на ближний, он тронулся в путь — наугад, решив, что надо двигаться под уклон
Фары высвечивали ухоженные, высокие бетонные заборы, деревья, которые в Афганистане были роскошью — воды мало. Не бедное место. Не было видно ни людей, ни машин — Аллах ночью велел спать…
На околице он ожидал увидеть пост самообороны или полицейский, но ничего не было. Дорога, на которую он выехал, спускалась вниз, она была ухабистой, но широкой, чтобы могли проехать две грузовые машины. Дорога шла меж холмов, спускаясь постепенно вниз. Он направил машину по ней — и через десять минут он увидел далекое свечение на горизонте — такое бывает, когда где-то включено освещение. И он понял, что видит огни Кабула…
В горах на Востоке занимался рассвет…
Меньше чем через час он остановил машину в месте, которое называлось «старая крепость», хотя крепостью оно не было. Это был один из самых больших постоялых дворов в мире, на полдороге между Кабулом и Баграмом. Высоченный вал земли, скрывающий несколько квадратных миль постоялых дворов, ремонтных мастерских, стоянок. Все это построили русские водители, караванщики, которые водили караваны на Кабул, Джелалабад и Кандагар. Когда русские войска взяли Кабул — при некоей помощи этих самых водителей, — многие из завсегдатаев этого места думали, что кончилась вольница. Увы, они сильно ошибались. Место разрослось настолько, что навалили второй вал земли, теперь здесь были и склады, и казаки стояли, и кого тут только не было.
Надо было немного заправиться — на всякий случай. «Датсун» хорош всем, но в скромном аппетите его не заподозришь. И топливо было — но его было мало, а в Афганистане никто никогда не ездил с полупустым баком, заправлялись, как только была возможность…
Да и пожрать надо купить. Жрать хочется…
Но надо сообщить своим. В первую очередь.
Он сначала подумал позвонить с одного из стационарных, которых здесь полно, но потом вспомнил — у него же в кармане две мобилки трофейные. Симки вытащены — так не проблема, вставить, позвонить и снова отключить. Он принял то же самое решение, какое в таких случаях принимают муджахеды, ашрары и прочие лихие люди, — воспользоваться телефоном на один раз.
Аскер достал мобилу, симку, вставил одну в другую, подождал. Телефон сразу не включается, как только вставляешь симку — он начинает «искать покрытие», то есть ближайшую вышку сотовой связи или дирижабль, на которых подвешены ретрансляторы в труднодоступных местах. То есть какое-то время все же проходит.
Зажглось обозначение — Рашан, уровень сигнала — три черточки, максимальный. Оно и понятно — торговое место, здесь глупо было бы ожидать иного…
Он начал набирать телефон дежурного, который помнил наизусть, но когда оставалось набрать только две цифры — телефон зазвонил. Аскер посмотрел на дрожащий в руке телефон, потом нажал зеленую кнопку.
— Это ты, русский?
Понятно…
— Салам алейкум, предатель…
— Неверный не должен давать салам правоверному, русский. Жаль, что ты этого все еще и не понял.
— А мне на это плевать, дошло?
— Как ты вырвался, русский? Как профессионал — профессионалу? Ахмадзай был не робкого десятка…
— Как профессионал — профессионалу — пошел в ж…
— Ты плохо говоришь, русский. Иншалла, я заставлю тебя ответить за эти слова. И за все, что ты сделал мусульманам…
— Иншалла, я тоже встречу тебя, сын шакала. И убью. А потом я убью каждого из вас. Ты не человек, ты — тварь. Злобное и тупое существо. Рано или поздно я найду тебя и заставлю заплатить за то, что ты сделал, понял? Бисмиллях [85] , ублюдок…
Аскер нажал на кнопку отбоя, вернувшись к набору номера. Добил две крайние цифры. Подождал, пока пройдут гудки.
— Дежурный.
— Аскер, прошу связи.
— Ваш номер?
— Ноль — ноль — три — семь — один — пять, — назвал Аскер свой номер.
85
Во имя Аллаха…
— Вы числитесь пропавшим.
— Я знаю, я на свободе. Мне нужна срочная связь с Арабом или Первым.
— Вас понял… да, инструкция на вас есть. Переключаю.
Раздался щелчок. Несколько секунд и еще один щелчок.
— Я слушаю… — Аскер узнал голос Араба, своего учителя и можно сказать, что крестного в армии.
— Это Аскер.
— Твою мать, где ты?
— На полпути. Живой.
На полпути — так называли это место, потому что оно было на полпути между Баграмом и Кабулом. Это понимал каждый, кто служил в Афганистане.
— Все, отбой. У нас тут…
Связь оборвалась. Аскер выругался, начал набирать заново — и вдруг его как будто обожгло холодом. Мерзкое ощущение, но описано точно — именно что обожгло холодом.
Он слишком долго разговаривал по этому сотовому. Слишком долго. Они его засекли. Он просто не привык опасаться своего же мобильника — те, кто засекал и раскалывал сигналы сотового, всегда был на их стороне.
А теперь — может быть, что и нет…
Твою мать!
Оружие придется оставить. Машину тоже. Иного выхода нет. Если эти предатели имеют доступ к компьютерной системе в Генеральном штабе — они запросто могут объявить его и в розыск. И тогда русские, такие же, как он, честные афганцы начнут искать его, думая, что он террорист.
Мерзость какая…
Автоматы он оставил в машине. Просто не пропустят с ними… у него и карточки-то нет, следак этот забрал, гнида. Но он русский — значит, пустят. Свой своему завсегда брат…
Казак на посту поднял автомат.