Законы войны
Шрифт:
— Первый, я Второй, прибыл на место, начинаю работать… — прошептал Араб, — где птичка?
— Второй, я Первый, птичка над тобой. Продвигайся вперед, пятьдесят метров. По фронту свободно…
Что хорошо в афганских пригородах — высоченные заборы, сделанные из глины с камнями или бетонных плит. Ничего не видно…
Араб направился к нужной точке — не торопясь и не медля. От езды на мотоцикле затекли ноги и напоминала о себе спина. Он напомнил себе, что уже не молод и не время бы ему изображать из себя. В 22 САС — главном спецподразделении главного противника — после сорока никаких шансов, или в штаб, или в учебку, но на боевое задание тебя не возьмут. Ну а он… он сам себе такую жизнь устроил… гадство…
Вот,
Обычный высоченный забор. Обычные стальные ворота…
— На месте…
— Замри!
Араб замер — его отлично научили выполнять команду. Разучивали так: одной половине командовали «замри», а вторая половина — бегала между замершими курсантами, и не дай бог кто-то пошевелится…
— Прошли… Внутри четыре объекта, два парных патруля на периметре…
Араб достал из рюкзака пистолет с глушителем — если не поможет это, не поможет ничего.
— Даже не думай об этом. Ты можешь пройти, если переберешься через стену ровно за шестьдесят секунд. Они идут с повторяющимся интервалом…
Это уже признак непрофессионализма. Хороший патрульный никогда не будет ходить туда-сюда равномерно, как китайский болванчик. Он будет действовать неожиданно, даже в таком скучном деле, как охрана, и всегда будет настороже.
— Я сделаю. Дай отсчет.
— Хорошо. Скажи, как будешь готов…
Араб посмотрел наверх, затем достал из рюкзака перчатки из кевлара, выдерживающие удар тока — пистолет он убрал в рюкзак, он сейчас не нужен. Сверху не было видно ни изоляторов Кактуса [103] , ни колючей проволоки, но это только настораживало. Если это серьезный объект — там что-то должно быть.
103
Система контроля периметра.
— Готов.
— Тридцать секунд. У тебя будет шестьдесят.
— Понял…
Он вспомнил пацанов, которых готовил, совсем некстати. Почему-то подумалось, что решать ситуацию здесь будут уже они, их смена. Новое поколение. Эта война будет как Кавказская — делом двух, а то и трех поколений. Дай Бог, чтобы победу увидели хоть внуки…
Казачата. Мальчишки. Он скучал по ним — хоть сам в этом и не признавался. Он так и не обзавелся семьей — был одиноким волком, и они ему стали как семья. Драчливые, взбалмошные — и в то же время чистые, как лист бумаги, на котором еще надо что-то написать. Он помнил их глаза — когда они сидели в степи, у крошечного бездымного костра, на котором кипятили чай, и он рассказывал им то, что нельзя было рассказывать. О специальных операциях, в которых он участвовал. О городах, в которых он побывал. О Бомбее и Пешаваре, о Тегеране и Каире, о Багдаде и Адене. Для них, выросших в приволье казачат, эти города существовали как будто на другой планете. Постоянная удушающая вонь от двигателей, работающих на самодельном бензине, вонь горящих кизяков [104] , узкие улицы, обшарпанные дома, острые как нож взгляды, озлобленные или обманчиво равнодушные лица людей, чужая, похожая то ли на тяжелую отрыжку, то ли на карканье ворона речь. Конечно — были и русские города, Багдад, прежде всего, запоминался «Хадека Алшани» [105] — так претенциозно местные называли районы нефтяных небоскребов в самой излучине Тигра — но и там, на ярких и шумных улицах скрывалась незримая опасность. Для русского, тем более для казака, человека вольного — существовать в этой трясине было невозможно. Но он привык к этому, он пропитался этой вонью костров и пота, как местные, — и его нельзя было отличить от местных. Он приводил пацанам фразы на чужом языке, рассказывал об обычаях народов, про которые если кто что и знает — так из новостей, из раздела чрезвычайных происшествий — а они слушали его с горящими глазами. Может, он зря им об этом рассказывал — не дело скитаться по всему миру как…
104
На Востоке топить дровами дорогое удовольствие, там мало древесины. Поэтому сушат коровьи лепешки, иногда и человеческие, смешивают с соломой и бытовыми отходами и этим топят.
105
Хадека аль-Фирдаус— райский сад.
— Пошел!
Он подпрыгнул, вытянувшись, как в прыжке, и с трудом (стареешь, мать твою, стареешь, казак!) зацепился за край бетонной плиты. В ушах тяжко бухало сердце…
— Пятьдесят пять.
Он начал подтягиваться. Это не так-то просто, если под коленями плита, да и зацепился неплотно.
— Пятьдесят.
Главное не нашуметь — а то счетчик быстро обнулится. Он представлял, как все оно будет — мечущиеся лучи фонариков, короткая очередь…
— Сорок пять…
Ему удалось подтянуться. Перевалиться через забор. Он понял, почему не было технических средств защиты — нельзя было привлекать внимание. Ни у кого на заборе не торчат по краям изоляторы — и тут этого не должно быть. Они полагаются на куда более чуткую и универсальную охрану — глаза уши и опыт опытных, обученных своему делу людей.
— Сорок. Быстрее.
Прыгнул. Перекатился — но все равно слышно. Прижался к земле — все. Ставки сделаны — ставок больше нет.
— Тридцать пять.
Где? Где спрятаться.
— Тридцать. Справа или слева от входа.
Он побежал туда. А вот хрен там спрячешься, это только сбоку круто выглядит. Дело в том, что человек как-то инстинктивно чувствует живое существо рядом с собой, особенно если его обучить доверяться своим инстинктам, не лениться проверять то, что показалось неправильным или ненормальным. Они проверяли это — даже в кромешной тьме человек чувствует находящееся рядом живое существо, но…
— Двадцать пять.
…только если оно находится на уровне роста человека. Почему-то человек почти не чувствует то, что находится выше его головы. Вспомните — как часто вы смотрите вверх? Не себе под ноги, не перед собой, не на уровне своего роста — а выше.
— Двадцать. Что ты делаешь, черт тебя дери?
Он еще раз подпрыгнул. Хвала Аллаху, тут мало дождей, и потому здесь не делают стоки. Если бы они тут были — то загремели бы почище вечевого колокола.
— Пятнадцать. Действуй.
Подтянулся, перевалился через невысокий край крыши, прикрывающей что-то вроде подъезда к вилле. Там, сверху, была еще широкая, открытая терраса.
— Десять. Замри!
— Ты ничего не слышал?
Араб замер, боясь пошевелиться…
— Не. А чего?
— Упало вроде что-то…
— Да ладно. Покурим…
Едва слышный треск — сигаретной головки о бок коробка.
— Занять позиции и ждать… Занять позиции и ждать… Твою мать, мы занимаемся всем чем угодно, кроме того, что должны делать.
— А что мы должны делать, земляк?
— Воевать, вот что! В провинциях духи кишмя кишат!
Звук, напоминающий зевок.
— Дурак ты, земеля. Если хочешь под пули лезть, я не возражаю. А мне и здесь хорошо. Поближе к начальству и к кухне…
— Я не для этого в армию вербовался.
— Скаутские костры в ж… не отгорели? Ничё, вот перебросят в Кандагар, там узнаешь, почем фунт лиха…
— Да заткнись ты…
— Лиховцев, в чем дело…
Новый голос. Араб его не слышал. Уверенный, командирский.
— Остановились передохнуть, господин штабс-капитан…