Закоренелый преступник
Шрифт:
Билли Байрн с интересом следил за неожиданным зрелищем. Редко что доставляло ему такое наслаждение, как хорошая драка. Но, когда первому бродяге удалось обвиться ногами вокруг ног поэта и повалить его вместе с собою на землю, а второй схватил тяжелую дубину, Билли решил, что пришло время вмешаться. Он выскочил из засады и громко закричал:
– Эй, вы, молодцы, перестаньте! Оставьте-ка певца в покое!
Он подбежал к бродягам как раз вовремя и ударил того из них, который уже размахнулся дубиной, кулаком
Затем Билли схватил второго бродягу за плечо и одной встряской поставил его на ноги.
– Этого хочешь?
– спросил он его, показывая ему огромный кулак.
Бродяга сплюнул и, перед тем как удрать, попробовал ударить Билли. Но молниеносный удар вышиб из него не только мысль о сопротивлении, но и вообще всякую мысль.
Когда он рухнул на землю без чувств, поэт поднялся на ноги.
– Спасибо за помощь, мой друг!
– сказал он просто и протянул Билли небольшую изящную руку.
Билли взял ее и молча потряс.
Тем временем бродяга, измеривший глубину тинистой речки, с унылым видом выкарабкался на берег.
– Что тебе теперь нужно?
– спросил его Билли Байрн насмешливо.
– А вот увидишь сейчас! Я тебе покажу!
– пробормотал промокший, измазанный и обозленный бродяга.
– Не советую, - сказал Билли.
– Лучше будет для тебя, если ты уберешься отсюда, покуда цел. Да и ты тоже, - прибавил он, обращаясь ко второй жертве своего боксерского искусства, которая очнулась и с осовелым взором сидела на траве.
– Проваливайте!
Ворча и бормоча что-то под нос, оба бродяги скоро исчезли в лесу.
Поэт снова вернулся к своим кулинарным обязанностям и сделал это так беззаботно и спокойно, как будто ничего не нарушило его мирного одиночества.
– Присядьте, - сказал он любезно через некоторое время, взглядывая на Билли.
– Пожалуйста, садитесь на это превосходное кожаное кресло, - и он указал рукой на мшистую кочку возле костра.
С минуту он совсем ушел в жарение курицы, посаженной на вертел. Затем он снова начал декламировать:
Мы кругосветный путь свершили.
Мочил нас дождь, жары сушили,
От старой Англии мы плыли
Чрез бурный, темный океан.
Я стряпал пищу. Он - созвучья...
Пешком, верхом, в лесу, на круче
Бродили мы, как бродят тучи
Среди чужих и диких стран...
– Вы славный парень, - прервал он самого себя.
– Немного есть на свете людей, которые сделали бы то, что вы сделали для меня.
– Их было двое против одного, - мрачно буркнул Билли.
– Мне и стало противно, что на их стороне перевес. Кроме того, мне нравятся ваши стихи. Вы сами их сочиняете?
– О, нет!
– рассмеялся поэт.
– Если бы я мог так сочинять, я не обретался бы здесь. Это сочинил
– Здорово! Они меня задели за самое нутро, - отвечал Билли и после небольшого молчания прибавил: - Хватит у вас еды на двоих?
– Ее хватило бы для вас, дружище, даже если бы ее было вполовину меньше. Вот, выпейте сперва глоток амброзии. Извините, у меня всего одна чашка. Джемс перебил всю посуду... Вообще этот Джемс невероятно небрежен! Иногда мне кажется, что мне придется в конце концов его вытурить.
– Кто такой Джемс?
– спросил Билли.
– Джемс? О, Джемс - мой лакей, - спокойно ответил поэт.
Билли взглянул на него с недоумевающим видом и попробовал густой темный напиток в оловянной кружке.
– Это кофе!
– объявил он тогда.
– А вы сказали, будто это амброзия.
– Я только желал посмотреть, узнаете ли вы кофе после моей варки, мой друг, - вежливо ответил поэт.
– Я весьма польщен, что вы сразу догадались по вкусу, какой напиток вы пьете.
Несколько минут прошло в молчании. Оба сосредоточенно ели, передавая друг другу оловянную кружку и отрезая или, вернее, отрывая куски мяса от наполовину изжаренной курицы. Билли первый прервал молчание.
– Я думаю, - сказал он, - что вы хотели меня просто обморочить с вашим Джемсом и амброзией.
Поэт расхохотался.
– Надеюсь, вы не обиделись, - сказал он добродушно.
– Вы знаете, мир так скучен, что нужно чем-нибудь скрашивать жизнь. Если у человека нет денег, чтобы купить себе развлечение, он должен его сам придумать.
– Я и не думал обижаться, - уверил его Билли.
– Скажите-ка мне еще разок о "Пенелопе с поцелуями на устах" - и тогда вы можете сколько угодно надо мной подшучивать!
Поэт охотно исполнил просьбу, а Билли, устремив глаза на огонь, видел в языках пламени лицо той, которая для него была тоже Пенелопой.
Когда стихотворение было прочитано, Билли поднял помятую оловянную кружку с кофе.
– За здоровье Ниббса!
– сказал он и, отпив, передал кружку своему новому другу.
– Да, - повторил тот, - за здоровье Ниббса и... Пенелопы!
– Выпейте побольше, - откликнулся Билли Байрн.
Поэт вытащил из кармана кисет с табаком и скомканную бумагу.
– Не желаете ли покурить?
– спросил он.
– Я не особенно люблю курить чужой табак, - ответил Билли, - но быть может когда-нибудь я с вами расквитаюсь. А курить мне сейчас здорово хочется! Должен вам сказать - меня дочиста обобрали. У меня нет ровнехонько ничего.
Билли протянул руку за табаком и папиросной бумагой. Его запястье обнажилось и при свете огня ясно проступили следы железных наручников. При падении с поезда, металл сильно вдавился в мясо и оставил глубокий след.