Зал ожидания (сборник)
Шрифт:
Об этом я тоже не подумал. Неувязочка. Не тащить же силой, в самом деле?
– Тогда расскажи, что случилось? Пожалуйста.
– Вам вверх или вниз? – спрашивают сзади. Я оборачиваюсь: семейная пара. Наорать на них, что лезут не вовремя? Пошли к черту!!!
– Вверх, – отвечает Тася. Голос какой-то странный, и на гостей она смотрит как приговоренная – с печалью и безнадегой.
– Вот и ладно, вместе веселей, – хмыкает мужчина. – Подвиньтесь, если можно? Извините, мы, кажется, переели, еще немного.
Семейная пара заталкивается внутрь, и мне приходится
Я чувствую, как дрожь пробегает по телу Таси.
– Ты вкусно пахнешь, – говорит она.
Не знаю, что ответить. Не знаю. От тесноты и близости у меня срабатывают низменные инстинкты, и хочется под ледяной душ.
Я маразматично смотрю в одну точку на макушке Таси и тщетно стараюсь ни о чем не думать. Корни и впрямь седые. Седые. Седые. Зачем оставлять седые волосы, если скрываешь причину и знаешь, что это привлечет внимание? Меня бросает в жар, я наклоняюсь к уху Таси и шепчу:
– Ты оставила волосы седыми, чтобы заметили? Ты не можешь рассказать, потому что кто-то угрожает? Тебе? Кому-то еще?
– Дениска, щекотно.
Тася, не поднимая головы, чешет ухо. Глаза закрыты, нос упирается мне в плечо.
– Просто сожми мою руку один раз. Хорошо?
Я подхватываю ладошку Таси – горячую, вспотевшую.
– Хорошо?
Никакой реакции.
– Просто со…
Лифт дзенькает, и Тася поднимает страшное белое лицо. Наигранно смеется:
– Ой, придержите, нам здесь.
Девушка выталкивает меня, испуганного и ошалелого, на площадку, судорожно ищет ключи. Лифт закрывается и уезжает.
– Тася, да что с тобой?
Тася смотрит на меня туманными глазами. Будто решается? Голос придушенный, тусклый:
– Тебе пора в аэропорт. Как ты любишь говорить? "Небо, женщины, Техас"?
– А это тут причем?
– Надеюсь, ты с ней счастлив.
От последней фразы я краснею, словно школьник на первом балу.
– Я больше не с ней. То есть, только работаю. То есть…
Тася морщится, как от горькой таблетки.
– Опаздаешь, Дениска. Лети.
Акт 8 Оленина
Две недели в небе и чужих городах. Много времени, чтобы подумать. Слишком много. Я тогда спустился на шестой этаж и проверил – ничего особенного, квартиры как квартиры. Звонить с дурацкими вопросами я постеснялся. А вдруг не шестой? Мой палец – не самый точный измеритель. Может, Тася среагировала на пятый или седьмой? Куда я шел – вверх или вниз? Или Тася смотрела на соседний ряд? Тогда получается тринадцатый этаж.
Н.С. заново пересматривает видео, но уже с меньшим рвением. После его звонков мне кажется, будто сейчас вспомню какую-то важную деталь, но она ускользает. И еще: Тася всем говорила, что была с друзьями в праздники? Положим, интервью, но зачем в остальные дни торчать дома одной? Или не дома?
Временами Тася мне снится, и тогда лицо ее близко-близко,
Когда я возвращаюсь в Москву, на улицах тридцатисантиметровый снег, и солнце донельзя яркое. Н.С. забросил наше расследование, а я нет. Не могу забыть белое лицо Таси, то, как она смотрела.
Я прихожу в свою высокоэтажную могилу и заново пускаю видео. Это уже какая-то одержимость. Двери открываются и закрываются, мельтешат люди. Пятое, шестое, седьмое января. Я делаю самолетики, сплю и смотрю бредовое кино. По новой? По новой.
Вдруг в кадре появляется смутно знакомая девушка, одна. Как говорится: "Ой!" Я вспоминаю, что замечал ее с Тасей – та подруга, о которой никто не знал. Если она без Таси забредает в подъезд, значит, там и живет? Так?
Я скидываю снимок на принтер и вспоминаю о копии файлов Таси. Пару раз я их просматривал, но так ничего толкового и не нашел – ни фото стартапера (что лишь подтвердило его фальшивость), ни информации о контакте для интервью. Пока принтер гудит и чихает, я включаю поиск по папкам Таси. Фильтр – за 07.01 – 08.01. Индикаторная полоса медленно ползет к концу, окно результатов затапливается файлами. Также было и в предыдущие попытки. Я упрямо чищу то, что явно не относится к делу, – и фильмы, и музыку, и картинки, но все равно черт ногу сломит.
Принтер плюется бумажкой, я тянусь выключить компьютер, когда в столбце 'Дата изменения' вижу 08.01.12 00:16. Напротив – иконка видео. Странно, Н.С. же говорил, что электричество падало. Или он только думал, что падало?
На записи поначалу какая-то каша. Снимали, видимо, на камеру ноутбука или телефона, и качество картинки ужасное – деталей не разобрать. Кажется, некто (Тася?) впопыхах несет камеру, затем ставит. Видны на пару секунд цветы, затем темный коридор, даже черный, словно после пожара, и слева сильный засвет, от которого кажется, что смотришь через окно. Я включаю звук, но слышен лишь белый шум. Картинка дергается, и в кадре появляются светлые пятна, они приближаются асинхронными рывками, превращаясь в каталки скорой помощи. Мне становится нехорошо. Под белыми простынями явно лежат останки, и вот свесилась рука, белая, как мел, правая рука, и я тщетно вглядываюсь в пиксельный вихрь, чтобы разглядеть не то тату, не то шрам. Изображение лопается и гаснет.
Я оглядываюсь по сторонам, точно не верю, настоящая моя квартира или нет. Желудок сводит, в комнате холодно. Непослушными руками я звоню Н.С..
Нет, он не слышал ни о каком пожаре. Нет записей об отключении электричества в энергоснабжающей компании не было, он узнавал.
Ладно, успокаиваемся и возвращаемся к старой версии. Фото – консъерж – удивленные глаза.
– О, эту помню, – женщина надевает треугольные очки и покачивает головой, чтобы получше рассмотреть, – конечно, помню. Это припадошная. Оля. Или Оксана? С тринадцатого.