Залив
Шрифт:
Под деревьями ярдах в ста от нас стоял грузовик Дар-си, с одного его борта свисал брезент и веревка гарпуна. Мы разложили костер и приготовили завтрак. Прушковиц подошел к нам поздороваться, и Фиф предложила пойти к Дарси и попросить, чтобы он взял нас обратно. Я возразил, что мы и не уезжали от него, но она сказала, что я знаю, о чем идет речь, и если я этого не сделаю, то она сама сходит к Дарси и попросит его об этом.
Я налил в кружку чаю для Дарси и отправился на переговоры. Фиф я приказал остаться, потому что она могла все испортить. Она надавала мне уйму советов насчет того, что говорить Дарси, но я пропустил их мимо ушей. Можно подумать,
Дарси сидел в спальном мешке, прислонившись к колесу грузовика. Вид у него был не самый блестящий, но, увидев чай, он оживился. Мы немного поговорили о том, о сем, потом я спросил, не одолжит ли он наконечник своего гарпуна, чтобы малый из гаража сделал мне такой же. Он сказал, что может дать мне свой запасной, и тут же хотел его найти, но я сказал ему, что спешить некуда.
Потом я спросил, где можно достать лодку, такую же, как у него, и он сказал, что в этих краях достать лодку очень трудно. Мы опять поговорили о том, о сем, и я спросил его, где лучше всего охотиться на больших крокодилов. Он сказал, что самые большие и коварные крокодилы залива живут немного выше по той самой реке, у которой мы находимся. Он сам думал, не поехать ли за этими крокодилами.
Я, разумеется, сказал ему, что и не мечтаю поехать туда, где он хочет охотиться сам, а он мне возразил — нет, раз я первый надумал это, то он не будет отнимать мою реку. Наконец Дарси решил, что нам остается только одно — каждый вложит в будущее предприятие свой пай: я реку, а он лодку.
— Во всяком случае на этих «здоровенных дубин» лучше охотиться вдвоем. Затраты на продовольствие и деньги за добытые шкуры мы делим пополам и вместе охотимся на Манаре.
Две секунды я делал вид, что тщательно обдумываю это предложение, и согласился. Дарси должен был дня на два задержаться в Ялогинде, потому что ожидал каких-то известий. Он хотел сделать несколько чучел, чтобы отправить их на ежегодные скачки в Грегори, которые состоятся примерно через неделю, и, если Фиф все еще интересно, он рад будет научить ее, как их набивать. Я сказал, что передам ей это.
Прушковиц пошел со мной к Фиф с таким видом, как будто это он все устроил. Я рассказал ей, что выложил Дарси все напрямик, и что он умолял нас поехать с ним на охоту, и что я потребовал половину денег, которые мы выручим за шкуры (вот ей за ее сомнения в том, что я не осмелюсь первым заговорить с Дарси).
— Я напомнил ему, что он обещал научить тебя делать чучела, — сказал я. — Он будет набивать их сегодня и покажет тебе…
Я жалел только, что при сем присутствует пес Дарси. Врать при нем было как-то неловко: ведь он слышал разговор. Порой его взгляд приводил меня в замешательство… а может быть, это просто говорила моя нечистая совесть.
Фиф сперва забеспокоилась, не обидел ли я Дарси, но, когда он пришел, чтобы раздобыть у нас что-нибудь на завтрак, она убедилась, что его могло глодать что угодно, но только не обида. Мы поговорили о нашей поездке вверх по Манаре, а потом отправились с Дарси в Ялогинду, чтобы узнать, не пришло ли известие, которое он ожидал.
В пивной лежала большая грязная рыбина, которую кто-то выловил в реке. Ее принесли, чтобы показать всем, и бросили на пол, так как никто не знал толком, что с ней делать. Такой большой рыбы я еще никогда не видел. Она весила больше двухсот фунтов и к нашему приезду начала соответственно вонять. Рыба тоскливо лежала посередине комнаты, облепленная со всех сторон черной тучей мух. Зловоние было почти осязаемым. Хозяин
Стоунбол Джексон был старым золотоискателем, который время от времени отправлял себя на пенсию за счет горняцкого фонда и устраивался ненадолго в «Дымке», как он называл Ялогинду. После этого он снова на год уходил в горы. Говорили, что он нашел такие богатые жилы, что мог бы прожить остаток жизни в роскоши, но не хотел менять своих привычек и придерживал золотишко. Он много говорил о том, что хочет обеспечить свою старость, но, учитывая, что ему уже было за шестьдесят, в это никто не верил. Иногда он бывал невыносим — то выпьет чужое пиво, то затеет драку с людьми вдвое моложе и вдвое сильнее себя, но ему невольно симпатизировали. Приезжая в город, он селился в кузове автомобиля, стоявшего в кустарнике примерно в полумиле от пивной. Вдоль всей дороги от своего «дома» он вбил колышки, чтобы не заблудиться утром по дороге в пивную.
В то утро он прибыл на два часа позднее обычного, и сразу стало ясно, что он выжидал, пока не поднимется цена за избавление от рыбы. И цена росла с каждой минутой, если считать, что мерилом ее было зловоние.
— Стоунбол, когда ты собираешься убрать отсюда эту рыбу? — спросил хозяин пивной.
Стоунбол Джексон поднял пару пустых банок из-под нива, потряс их, чтобы узнать, осталось ли там что-нибудь, и сказал:
— Дай-ка, хозяин, еще одну банку в долг.
— А как насчет рыбы?
— А как насчет банки? — терпеливо спросил Стоун-бол Джексон.
Трактирщик открыл банку и швырнул ее на стойку.
— Заберешь ты наконец эту рыбу или нет? Стоунбол Джексон долго тянул пиво из банки, а потом
обернулся и посмотрел на рыбу, лежавшую на полу.
— Кажется, она уже немного пахнет, — заметил он.
— Я без тебя знаю, что проклятая рыба воняет, — сказал трактирщик. — Ты должен был забрать ее отсюда еще вчера. Я уже заплатил тебе за это тридцать шиллингов.
— Заплатил, — сказал Стоунбол Джексон, снова прикладываясь к банке. — Мне кажется, хозяин, что ты меня обжулил. Кто тебе потащит эту вонючую дрянь за какие-то паршивые тридцать шиллингов?
Трактирщик почуял что-то неладное.
— Послушай, Стоунбол, — сказал он, — заберешь ты ее отсюда или нет? Ты же знаешь, черт тебя побери, что она не воняла, когда я тебе платил деньги.
— Да, верно, — сказал Стоунбол Джексон, — но мы совсем не учли, что я еще должен найти место, куда ее девать. А на это нужно время… и деньги.
— Брось ее в реку, закопай, сожги. Мне все равно, что ты с ней сделаешь после того, как уберешь ее отсюда. Обещал — сделай. А куда ее девать — это твое дело.
— Я нашел, куда ее девать, — терпеливо объяснил Стоунбол Джексон. — Но пока я все устраивал, улаживал, работки тут немного прибавилось.
Он легонько пнул сапогом рыбу, и вокруг поднялся рой рассерженных мух, а трактирщик скорчил рожу.
— Бьюсь об заклад, что меньше чем за три фунта тебе не найти никого, кто бы теперь убрал ее отсюда. Времена нынче тяжелые, — добавил он торжественно.
Трактирщик в конце концов согласился уплатить деньги, обозвав Стоунбола Джексона старым ворюгой. Стоун-бол принес брезент, расстелил его на полу, вкатил на него мокрую коричневую рыбью тушу и вытащил за дверь.