Заложница мафии
Шрифт:
Через год брака я застал свою жену плачущей. Это было удивительно — она не позволяла себе никаких лишних чувств.
— Что-то случилось?
Она на меня посмотрела, щеки мокрые, ресницы стрелками… Тогда пожалуй, я первый и последний раз разглядывал её пристально.
— Фарида сына родила, — тихо сказала она. — Юлия беременна. А мы уже год женаты, и ничего…
Она по врачам пошла, я отправил почти насильно. Мне ребёнок не нужен был, но будет здесь реветь ещё. Денег не хватало, болеть дорого. Тогда я Ильхаму и позвонил…
— Работы
И он и я понимали, какой будет работа.
— Есть, — обрадовался он. — Ещё как есть…
Так я провез первую партию левого оружия. Офицера армии и не трогали, хотя раз остановили, сердце в пятки ушло. Но честь отдали и дальше поехал… думал тогда ни за что больше, но лёгкие и большие деньги манили. Но уже тогда я понимал — лучше не ездить вот так, рискуя собой. Лучше быть тем, для кого они ездят. Ильхама посадили…
— Я умнее, — сказал себе. — Я не умру в глупой перестрелке. Я не сяду.
Жена моя оказалась совсем здорова. Пролетел ещё год, даже больше может. Отец что-то подозревать начал — я полностью почти ушёл в свой теневой заработок. Он увлекал меня куда больше армии. Жена снова реветь принялась, и к врачу пошёл я. Сделал все необходимые процедуры и услышал вердикт:
— Вы бесплодны, — заключил доктор. — Вы, можно сказать, стерильны. Ваша сперма нежизнеспособна. Сочувствую.
Тогда я принял решение. Домой пришёл, жене рассказал, она снова плакать. А я пошёл подал заявление на развод. Отец об этом узнал быстро, пришёл.
— Ты мужчина, — сказал мне. — Ты должен нести ответственность за свои поступки. Ты не имеешь права так поступать.
— Да, я мужчина, — кивнул я. — И я отдаю отчёт своим поступкам. Я не могу сделать её счастливой, а чтобы она погасла, как ты мать мою погасил, не хочу. Я все сказал.
Жена ревела. Поревела — успокоилась. Не было любви в нашем браке. Я уволился, хотя отец и пытался давить, используя все свои силы и связи. Ушёл, уехал. Потом нашёл своей жене, как бы смешно не звучало, мужа получше. Она чувствовала себя глубоко опозоренной разводом, в их семье было не принято. Как моя мать — несчастлива, зато замужем. Во и искал ей мужа, чтобы успокоилась. До сих пор они вместе. Четверых детей родила, я смотрю порой, чтобы все нормально было. Счастливая… значит, все правильно сделал.
Поэтому тот вопрос Славки семь лет назад врасплох застал. Не могла от меня забеременеть женщина. Никакая. А чужих подкидышей мне не нужно.
От Шерхана ехал домой окольными путями, этот параноик отправил с водителем, три раза меняли авто по дороге. Вроде враг, а за меня волнуется, смешно. Домой вернулся, долго в машине сидел курил, смотрел на тёмные окна.
Поднялся. Славка спит в кресле. Глаза опухшие, плакала снова. Если бы меня кто нибудь, хотя бы немного так любил, как она своего сына… Глупая мысль.
— Я тебе не верю, — прошептал я спящей Славке. — Но ты мне доверься, пожалуйста…
Глава 31
Слава
В
Давида все не было. В этот момент, я кажется, испытывала к нему ненависть, так осты были мои чувства.
Как мог он так поступить со мной, с моим сыном? Бросить все на карту, не спросив, не предупредив ни о чем. Просто — поставив перед фактом.
От этих мыслей горечь оседала на кончике языка. Так мне не хотелось видеть Давида плохим. Я знала, что он далеко не ангел, но то, что было когда-то между нами казалось мне почти святым. А потом я вспоминала о другом.
Я сама пришла к нему, чтобы предать и цена моего предательства была непомерно высокой.
— Ты все это знала, Мирослава, — шепнула сама себе. Только легче от этого не становилось.
Сколько я не стучала в дверь, охрана больше не появлялась. Видимо, решили не связываться со мной просто так, а может, Давид не велел.
Я пробовала колотить посуду, даже в окно запустила чашку, но окно выдержало, а чашка нет. Разбилась, раскололась на две неравные части. Я подняла одну, ту, на которой уцелела ручка, покрутила ее в руках, а потом швырнула еще раз, уже об пол.
Удовлетворения от этого не получила, и дышать легче не стало. Мне нужен был Давид.
Я чувствовала, что скоро он объявится. Не мог уйти надолго, не сейчас, когда мы с ним официально мертвые, и по городу передвигаться, значит, рисковать своей легендой.
Подтащила кресло поближе к коридору, уселась напротив входа и принялась ждать. Дверь гипнотизировала, поторапливая мысленно Чабаша.
Я не знала, какими словами, какими способами должна была заставить его спасти Сережу, но сегодня я сделаю это во чтобы то ни стало.
Я не могу рисковать жизнью сына.
Наконец, ключ в двери повернулся, щелкнул замок. Давид распахнул дверь и замер на пороге, оценивая погром.
А я впилась в него жадно взглядом, разглядывая темные глаза, отросшую уже темную щетину, что сейчас синевой отливала. Давид стоит, покачиваясь с носка на пятку, руки в карманах брюк, и шагу не делает. На миг показалось — сейчас развернется, дверью хлопнет и уйдет.
А я опять останусь тут, в своем персональном аду, одна.
И Сережка там — один.
Я вскочила, бросилась к нему, под ноги совсем не глядя, босыми ногами почти не чувствуя осколков, на которые наступила несколько раз. Мелочь это все, боль физическая ничто, по сравнению с тем, что творилось в душе.
— Какого хрена ты тут устроила? — голос-сталь, голос-лед, меня как по сердцу полоснуло от его слов.
— Давид, — мы глазами встретились, я стою рядом и не смею его за руки взять, хотя больше всего на свете мне сейчас в него вцепиться хотелось. — Дай мне хоть позвонить ему. Сказать, что я живая.