Заложник
Шрифт:
Детское, неумное поведение. В особенности оно неумно в её ситуации. В той, где она — моя ОФИЦИАЛЬНАЯ невеста. Будущая ПЕРВАЯ жена. Одобренная и согласованная самим Императором.
И здесь, в Германии, она именно в качестве моей официальной невесты, а не в качестве особенно преуспевающей Лицеистки. Успехи её в обучении и Овладении Даром, прямо сказать, были довольно средними. Не сказать, что их вообще не было, но и к блестящим их тоже не отнесёшь. Одна сдача Экзамена на Ранг Гридня уже о многом говорит. Точнее НЕ сдача этого Экзамена. Кажется, уже третья по счёту. Девочку в Ранге Юнак — никак не определишь в «лучшие».
Ведь даже при всём её желании, она никак не смогла бы избавиться от моего общества здесь. Как бы ни старалась. В частности, на церемонии торжественного открытия — её место было рядом со мной. И после церемонии — именно мне принадлежала «честь» сопровождать её до здания её общежития. И на вечернем балу — тоже от меня никуда не деться! Хоть обвздыхайся, хоть обигнорируйся, а условности приличия соблюдать придётся.
Был только один надёжный способ избавиться от моего общества: официальный разрыв нашей с ней помолвки. Вот только, она на это не пойдёт точно — кишка у неё для этого тонка. Духа у неё не хватит: пойти против воли своего отца и воли Императора, эту помолвку не только одобрившего, но и требовавшего!
А вот я, как раз… разорвать могу. Мне и духу хватит, и толщины кишок. Особенно в нынешней сложившейся обстановке со всеми этими Грандами, Приказами и Ученичеством у прошлой Императрицы. Могу… Говорить, правда, в слух, пока этого не собираюсь. Достаточно уже и того, что я ей об этом в Лицейской столовой ранее говорил. К чему повторяться?
Так что, в урочный час, к подошедшему к дверям женского общежития мне вышла одетая для бала Мари. Вышла, никуда не делась! И приветственный «книксен» выполнила, и предложенный сгиб локтя приняла. Молча и безропотно. И даже за то, что я минута в минуту с крайним сроком подошёл, не попеняла. Хоть, в обычное время, в обычном своём «не обиженном» состоянии, не преминула бы это сделать, напомнив, что по требованиям этикета, кавалеру следует несколько ранее срока являться и смиренно дожидаться свою избранницу, а не избраннице нервничать в ожидании запаздывающего кавалера.
Хм? А, если подумать — удобно! Удобно, когда на тебя «дуются»! Столько раздражающих требований и претензий сразу становятся необязательными к исполнению… Хм? Не мириться, что ли? Так и оставить ситуацию? Хоть и ноет в груди наследие Юрино, но холодный разум логично сообщает, что мне и одной женщины за глаза хватит. Что две — это, наверное, перебор?
Однако, как ни привлекательна была мысль о продлении молчания и «обиды», но… бабочку хотелось отдать сильнее. Мне, как творцу-создателю, часть души в своё произведение вложившему, жгло и нутро, и руку. Нутро нетерпением. Руку — коробочкой с произведением моего Артефакторного искусства. Мне свербело и нетерпелось увидеть реакцию на бабочку. Увидеть восторг в глазах той, кому она предназначена, и восхищение в глазах тех, кто её на ней увидит. Восторг и зависть…
А ещё, страсть, как интересно было, как же моя холодная металлическая бабочка оживёт после «пробуждения»… Не мог я ждать и терпеть. Не мог и не хотел. И сахар с ней, с «обидой» и «примирением» — не они главные в моём решении.
Поэтому, сделав всего несколько шагов от дверей в напряжённом (с её стороны) молчании, я остановился и поднял перед ней красную бархатную ювелирную
— Что это? — постаравшись сделать это надменно, спросила Мари.
— Подарок, — легко ответил я, пожав плечами.
— Подарок? — приподняла брови она. — Мне?
— Тебе, — подтвердил я с улыбкой. — Откроешь?
— А стоит? — опустила брови девочка и посмотрела не на коробочку, а на меня, немного исподлобья. — У тебя ведь теперь есть, кому подарки делать…
— Стоит, — снова улыбнулся. — Специально для тебя делал.
— Специально?.. для меня?.. — с… надеждой (?) посмотрела на меня она. Кхм. Как-то не думал я даже, что у Борятинской ко мне какие-то чувства могут быть. Ну, кроме уязвлённого самолюбия и чувства собственничества. Всегда же было так, что это Юра, то есть я, по ней сох, а она лишь позволяла мне по себе сохнуть. Лишь покорно-милостиво-неохотно соглашалась на обручение, следуя лишь воле отца, не смея ему перечить. Что-то изменилось? Или это я сам раньше был слишком слеп и чего-то не замечал?
— Для тебя, — отогнав от себя несвоевременные мысли, кивнул я. — Откроешь?
Она ничего не ответила. Она смотрела на меня, словно пыталась что-то во мне разглядеть, или прочесть на мне. Потом прикусила губу и кивнула. После чего высвободила руку из сгиба моего локтя и осторожно, двумя руками открыла коробочку, повернув её содержимое к свету, весело заигравшему на боках и гранях новенькой золотой безделушки в виде крупного насекомого. Бабочки ведь — насекомые? А то что-то я даже засомневался в своих нетвёрдых знаниях по этому предмету — никогда не был силён в биологии и ботанике: классы, виды, отряды, царства — для меня тёмный лес.
А глаза Мари, между тем восхищённо расширились. Пальцы сами собой потянулись прикоснуться к этому чуду, действительно получившемуся, прямо, как настоящее. Ведь делал я его не с картинки, изображавшей украшение, как в прошлый раз с Дракончиком, а с фотографий натуральных живых бабочек. Даже на мой, создательский, взыскательный взгляд — получилось довольно похоже.
— Какая прелесть! — вскинула восхищённые глаза с бабочки на меня девочка. — Ты, правда, сам это сделал?
— Правда, — кивнул я, внутренне наслаждаясь её восхищением, пусть ожидаемым, но, всё равно, приятным для моего жаждущего поглаживания самолюбия.
— Правда, для меня?
— Правда, для тебя, — снова кивнул я. — Примеришь?
— Угу, — не опуская глаз с моего лица, кивнула и она и приглашающе-просительно отвела волосы свободной от коробочки и сумочки рукой, освобождая шею, безмолвно прося меня помочь ей с надеванием украшения.
Ж-женщины! Имя вам — Коварство! Вроде бы невинный жест, невинная просьба о помощи… А вы, когда-нибудь, надевали цепочку на женскую шейку? Стоя позади неё? На юную и цветущую девушку чуть ниже вас ростом? То-то же!
Если был у вас в жизни такой опыт, то вы поймёте о чём я: эта близость обнажённой девичьей кожи. Эта беззащитная доверчивая поза. Эти мелкие мурашки, бегущие по коже. Это запах её тела, переплетённый с запахом духов. Эти невольные прикосновения пальцев к её волосам и самой шее… то ещё испытание выдержки для мужчины.
Я надел. Справился. Хоть пальцы и заметно подрагивали на замке золотой цепочки. Правда, пару раз тяжело сглотнуть пришлось. Да и щёки мои, должно быть, сильно раскраснелись не только от местной уличной свежести.