Заложники дьявола
Шрифт:
Майя улыбнулась тоже. В салоне было тепло, приятно пахло немного кожей и чуть сильнее каким-то хорошим одеколоном. Девушка откинулась на мягкую спинку сиденья и прикрыла глаза: ей сделалось так спокойно, так легко на душе, как не было уже давным-давно, – возможно, целую вечность. Дядя Юра, несмотря на лужи и колдобины, вел машину мягко и спокойно, как делал вообще все. Майя доверяла ему абсолютно: не только потому, что с момента, когда она увидела дядю Юру впервые, он не обманул ее ни разу. Главным было, конечно, не это, а то, что слушаться его во всем ей строго-настрого наказала мама. Именно мама объяснила ей: от того, насколько хорошо Майя будет делать все, о чем попросит дядя Юра, зависит их с дочерью будущая счастливая судьба,
Дядя Юра словно услышал, о чем думает девушка.
– А ты заметила, как хорошо выглядит твоя любимая мамочка? – ласково спросил дядя Юра.
– Да, она была такая радостная... – улыбнулась Майя, – она сказала, что ждет меня, что мы с ней скоро будем вместе.
– Теперь уже совсем скоро, – негромко и задумчиво произнес он. И, увидев через зеркальце, что она сонно прикрыла глаза, кивнул Майе успокаивающе: – И больше вы с мамой уже не расстанетесь никогда, даю тебе слово!..
ГОССОВЕТНИК ЮСТИЦИИ
Старший помощник Генерального прокурора России, следователь по особо важным делам Александр Борисович Турецкий с отчаянием уставился на шипящую, плюющуюся горячим жиром сковородку: проклятые котлеты опять подгорели! И опять с одной стороны, намертво прилепившейся ко дну сковороды. Зато сверху все пять котлет выглядели девственно-розовыми, словно их и вовсе не успели поставить на огонь... Почему?!
Дистанцировавшись от раскаленного, продолжавшего плеваться жиром чудовища на расстояние вытянутой руки, он, на всякий случай зажмурившись (а вдруг все-таки доплюнет до, не приведи бог, физиономии?!), на ощупь попытался отодрать плоской лопаточкой хотя бы одну из котлет и перевернуть ее. И в этот момент за его спиной послышался звонкий, веселый смех. Смех единственного на свете существа, которому было позволено даже в столь ужасных ситуациях незатейливо похихикать над «важняком», за всю свою немалую следовательскую практику не завалившим практически ни одного дела... На пороге кухни веселился не кто иной, как его собственная любимая жена – Ирина Генриховна Турецкая.
– Шурик, – нимало не смущаясь, Ирина с некоторым усилием сдвинулась с места и, придерживая руками живот, ставший за последнюю неделю еще больше, медленно опустилась на стул. – Шурик-Шурик... Ну сколько раз тебе объяснять, что котлеты жарят на маленьком, в крайнем случае среднем огне?.. Ну хоть сейчас его убавь!
– Как я его убавлю, если брызгается, да еще все время в глаза норовит, собака?!
Александр Борисович повернулся к жене и с невольным сочувствием посмотрел на нее, уже в который раз подумав – как хорошо, что их дочь Нина не видит сейчас свою маму. И какой он все же молодец, что хоть и с трудом, но уговорил Иринку отправить девочку учиться в Англию... Беременность жена переносила плохо, а в последние три месяца врачи и вовсе пугали их обоих возможностью преждевременных родов. По-хорошему Ирине Генриховне в данный момент следовало бы находиться в больнице – на сохранении. И уж во всяком случае, коли она заупрямилась и пожелала остаться дома, а ее муж по этой причине вынужден был взять внеочередной отпуск, лежать спокойненько в кровати в ожидании ужина, а не шастать, держась за живот, по всей квартире!
– Ну давай я сама, – все еще улыбаясь, предложила Ирина, сделав попытку подняться.
– Та-ак! – Александр Борисович, моментально забыв про свои опасения, резко убавил огонь, одновременно накрыв сковородку крышкой, и вновь повернулся к жене: – Сама, значит?! Сама ты, дорогая, обязана в настоящий момент находиться в противоположной от кухни стороне, смирненько лежать параллельно полу, по возможности не делая резких движений! А ну-ка пошли!
И, не обращая внимания на ее слабые попытки протеста, подойдя к ней, осторожно помог Ирине подняться и мягко, но решительно повлек прочь из кухни.
– Но, Шурик... Хорошо-хорошо, только я сама уйду, а то у тебя все окончательно сгорит! Честное слово, лягу и до самого утра больше не встану!
– Верю тебе на слово в последний раз, – сурово произнес Турецкий и, дождавшись, когда тяжелые шаги Ирины Генриховны затихнут в глубине квартиры, проделал целый ряд сложнейших манипуляций, как то: выключил под сковородкой газ, дождался, пока она перестанет шипеть, вооружившись прихваткой, отодрал наконец слившиеся с металлом котлеты и, перевернув их, снова включил огонь – на сей раз совсем небольшой. – Вот так-то! – с чувством законной гордости за свою сообразительность произнес Александр Борисович и, воровато оглянувшись на дверь, подошел к телефонному аппарату, стоявшему на холодильнике. Прежде чем набрать номер своего шефа и старого друга Константина Дмитриевича Меркулова, он на всякий случай прислушался: в квартире царила тишина. Значит, Ирина действительно улеглась и, скорее всего, как это часто бывало с ней в последнее время, задремала.
– Костя? Это я, Турецкий... Ну что, ребята поехали?.. Еще час назад?.. Конечно, волнуюсь... Конечно, приеду... Слушай, ты извини, но у меня к тебе вопрос – личный: чтобы спагетти приготовить, томаты надо прямо в воду, к макаронам кидать?.. Понял.
Послушав некоторое время шефа, Александр Борисович нахмурился:
– Что значит – мне бы твои заботы?! Ты хоть отдаешь себе отчет, сколько времени я потратил на то, чтобы вычислить этого проклятого отморозка?! А чеченская командировка, в которую ты спровадил меня перед отпуском, а на самом деле в обмен на отпуск?.. То-то! И я не злюсь... Нет, Ирка не очень хорошо, извини, но даже говорить об этом не хочется, тем более что и отпуск, если ты не забыл, кончается через два дня... Все, жду твоего звонка... Что, и Славка поехал? Вот черт... Зачем? С его-то пузом... Ладно, тем более жду звонка... Пока!
Александр Борисович некоторое время хмуро смотрел на телефонный аппарат, мысленно перебирая то, что услышал от Меркулова: все это касалось его самым непосредственным образом. И его, и еще одного их с Костей старого друга Вячеслава Ивановича Грязнова-старшего, заместителя директора Первого департамента МВД России. Генерала Грязнова называли «старшим» исключительно по той причине, что и «младший» Грязнов также имелся. Хотя, если вдуматься, не такой уж он, Славин племянник, Денис Андреевич Грязнов, и «младшенький»... У бывшего дипломированного врача, а ныне главы известного в столице ЧОПа «Глория» за плечами и Афган, и Чечня...
Что же касается дела, которое в данный момент, вопреки только что высказанным претензиям Меркулова, заботило Турецкого ничуть не меньше, чем временно поглотившая «важняка» личная жизнь, речь шла об их совместной с Грязновым-старшим кропотливой, более чем полуторагодовой работе, в результате которой, если не произойдет ничего экстраординарного, будет пойман один из самых опасных в России преступников, Павел Садовничий по кличке Цезарь. И случиться это должно буквально с минуты на минуту...
Александр Борисович бросил тоскливый взгляд на настенные часы в форме яблока, висевшие над холодильником, и, вздохнув, взял с полки кастрюлю, наполнил водой из-под крана, поставил на плиту, на сей раз предусмотрительно включив конфорку не на всю мощность. Сковороду с котлетами он выключил, решив, что они готовы, но не рискнув попробовать. Таким образом посреди хлопот об ужине у него образовалась наконец пауза, и конечно же в одно мгновение все мысли Александра Борисовича сосредоточились вовсе не на их с Ириной мирной, уютной кухне, а на одной из дальних московских окраин, где сейчас, увы, в его отсутствие, разворачивалась финальная часть (как же он надеялся, что именно финальная!) дела Цезаря.