Заложники любви
Шрифт:
Она сидела посреди дороги. Она будто ждала кого-то. Как собака, оставленная около магазина, сидит и ждет и смотрит на дверь. Только Каштанка смотрела не на дверь магазина, а на закрытый переезд, на бесконечный товарняк, который полз в Москву. Игорь удивился тому, что она оказалась здесь, на станции, во владениях станционной стаи. Уж чего-чего, а повадки их он изучил.
Думая все это, он автоматически стал налаживать удавку. Тросик был от старых велосипедных тормозов, составной и всегда путался, потому что узелок вечно задевал за все, цеплялся. Ребята пробовали что-нибудь другое приспособить,
Котлеты, которые он носил в кармане с утра, были уже съедены, но кусок белого хлеба, рядом с которым они лежали, еще оставался. Он был пропитан котлетным жиром. Он бросил половину Каштанке. «Красивая же, стерва», — подумал он.
Она проглотила кусок с лета и сидела, вытянув лисью мордочку и перебирая от нетерпения лапами. Наверное, хозяева, около которых она приживалась летом, угощали ее котлетами. Ведь сколько раз она не покупалась на колбасу…
Потом Игорь протянул левой рукой кусок, а правой начал осторожненько подводить сзади петлю. Она так уставилась на хлеб, что ничего не замечала. Но подойти и схватить боялась. Только лапами перебирала и попискивала от нетерпения…
Краем глаза Игорь увидел, что из телефонной будки выбежал Саша. Значит, он звонил в Москву, подумал Игорь, заводя петлю, значит, еще не уехал. И тут Игорь наконец накинул петлю на голову Каштанки и дернул за тросик. Каштанка удивленно тявкнула и начала пятиться, крутя головой, и Игорь почувствовал, что петля ей велика, что она вот-вот выскочит, а Сашка бежал к нему и что-то кричал, а он тянул за тросик (этот чертов узелок не пускал) и не слышал, что тот кричит, а Каштанка уже почти уши протащила сквозь петлю. Игорь тянул, что есть силы, за тросик, но узелок не пускал. Наконец он с характерным хрустом проскочил в скобочку, и Игорь почувствовал, как петля упруго сжимает собачье горло. Саша, что-то крича, подбежал, вырвал удавку и отпихнул Игоря. Тот упал, так как дорога в том месте была накатанная, скользкая, и даже обиделся.
— Ну ты даешь! — досадливо буркнул он.
— Беги, идиот! Разорвут! — закричал Саша.
— Да нет же никого…
И тут хвост поезда прополз через переезд, и Игорь увидел стаю. Впереди, голову набок, медленным, крупным галопом летел Норт.
— Атас, Саня, атас! — крикнул Игорь, все еще лежа на дороге. Потом вскочил, и стал оттаскивать Сашу. Тот пытался растянуть петлю у Каштанки, а узелок в обратную сторону не проскакивал.
— Отвал, Саня! — срывая голос, заорал Игорь.
Саша отшвырнул его и крикнул:
— Палку найди, палку! — Он попытался голыми руками разорвать металлическую петлю. Каштанка кусала его запястья, а Норт летел через площадь…
Саша сидел на корточках, когда тот налетел. Может, он и устоял бы или как-нибудь увернулся, но он сидел на корточках и пытался разорвать петлю, а тросик от велосипедных тормозов голыми руками не разорвешь…
Когда Норт врезался в Сашу головой, он вскинул руками, опрокинулся и стукнулся затылком об укатанную ледяную дорогу. На какую-то долю секунды остался так лежать с раскинутыми руками, с открытым горлом…
— А-а-а-а-а… — завопил Игорь и на половине крика сорвал голос и перешел на сип.
А Норт и не слышал его, он завис над Сашей в мягком, тяжелом прыжке и, находясь еще в воздухе, своей разинутой пастью, от которой шел пар, дотянулся до его горла…
Тут Игорь завизжал не своим голосом и шагнул к нему, и ему было трудно и больно шагать, потому что на ногах у него висели черные, грязные собаки, и он молотил их кулаками по спинам, но мордам, по хребтам, а Фраер крутился перед ним, и он обдирал руки о его клыки.
Норт неподвижно стоял, уткнувшись пастью в Сашино горло, и только кожа на его спине подергивалась волнами… Игорь увидел, как Сашина рука царапнула ногтями дорогу, и Фраер наконец бросился на Игоря, и тот, поскользнувшись, стал медленно падать. Падая, он увидел, как Норт еще теснее приник к Саше и потом дернул головой вверх, и что-то розовое, какие-то дымящиеся лоскутки свисали из его сомкнутой пасти, а из того места, где было белое Сашино горло, в разные стороны, как из плохого крана, била черная кровь…
А Игорь все отталкивал и отталкивал слюнявую пасть Фраера, в то время как его ноги небольно рвали Братья. Крутилась волчком Каштанка, пытаясь сбросить давящую петлю, Мефодий опасливо кашлял в стороне, из магазина, размахивая пустой посудой, бежали кричащие люди, а Норт стоял с задранной окровавленной мордой, как будто позировал перед фотографом. Игорь потерял сознание…
Эпилог
Восстанавливая в памяти события той далекой зимы, я несколько раз ездил в Щедринку и узнал о том, как сложилась дальнейшая судьба остальных участников этой печальной истории.
Тина Сапожникова долго лежала в больнице с воспалением придатков и вышла оттуда бесплодной. Врач, который ей делал аборт на дому, находился под следствием, но потом с помощью Геннадия Николаевича дело замяли.
Геннадий Николаевич возил Тину лечиться на курорт, но это ей не помогло. Она долго работала в одной из бригад Геннадия Николаевича художником-реставратором. Теперь она руководит работой всех реставрационных бригад «и пользуется особым доверием Геннадия Николаевича.
Игорек Спиридонов, Сашин друг, отсидел полные шесть лет в колонии. Там он работал токарем. При заточке резца от наждачного камня отлетел острый осколок величиной с пшеничное зерно и выбил ему правый глаз. Игорек, конечно же, пренебрегал правилами техники безопасности и затачивал резец без очков. Домой он вернулся одноглазым, но весьма авторитетным человеком. Живет он неплохо. «Держит» щедринский рынок, еще несколько торговых точек и станцию автосервиса. Он до сих пор не женат, но недостатка в женщинах не испытывает. Ему по субботам в его собственную роскошную баню привозят по три или четыре девицы сразу. Все девицы с Тверской улицы его прекрасно знают и любят. Он никогда всерьез их не обижает. А за внешней его грубостью скрывается нежное сердце. Да и платит он щедро и аккуратно.