Заложники на Дубровке, или Секретные операции западных спецслужб
Шрифт:
Никто, кроме Путина, не мог отдать тяжелый, опасный, но — это уже становилось полностью понятным — неизбежный приказ о штурме.
Сообщение о том, что в десять часов террористы начнут расстреливать заложников, серьезно встревожило оперативный штаб. Необходимо было попытаться воздействовать на террористов, чтобы те не исполнили своих угроз. Необходим был переговорщик, который даже в случае неудачи мог бы рассказать о реальном положении в захваченном здании. Проблема заключалась в том, что бандиты не желали пока никого видеть.
Поэтому в штабе пошли на рискованную авантюру. У оцепления стояла съемочная группа НТВ, время от времени делавшая прямые включения; в оперативный штаб приехал С. Говорухин, изъявивший желание поговорить с террористами. НТВэшникам сказали, что они могут
Нагрузившись коробками с гигиеническими средствами для заложников, они отправились в здание. «Как выяснилось потом, они нас абсолютно не знали, — вспоминал корреспондент НТВ Борис Кольцов. — Я с утра посмотрел материал Дедуха и поэтому довольно быстро сориентировался на месте. Мы пошли направо и поднялись по дальней лестнице, громко разговаривали, чтобы заметили наше приближение… К нам вышли человек пять террористов. Мы объяснили, кто мы и зачем. Один из них среагировал сразу: «А мне все равно, кто вы. Я вот щас как начну стрелять!» Но стрелять не стал. Увидев камеру, они сказали: «Вы же ночью все сняли, что вы еще хотите?» А мы спрашиваем, чего хотят они». [310]
310
Новая газета. 31.10.2002. Полоса 9.
По счастью, террористы узнали С. Говорухина и отвели его к Бараеву; журналисты стояли в фойе второго этажа под присмотром террористов. Те разговаривали между собой по-чеченски. Когда в родном языке не хватало слов, их заменяли русскими — и журналистам показалось очень странным, что люди, пришедшие умереть за веру и за свободу своей родины, разговаривают о «мерседесах».
Потом к посетителям вышел Бараев, так ни о чем и не договорившийся с Говорухиным. Был он раздражен:
— Почему вы не показали мою пленку? Вам запрещают ее показывать! — то суточной давности разочарование, которое испытал так хотевший попасть в историю Бараев, до сих пор было очень живо.
Борис Кольцов прикинулся, как он сам потом выразился, «веником» — «ничего не знаю, ничего сказать не могу».
— Пошли вон, — резко сказал Бараев, и «нежданные гости» удалились. [311]
В оперативном штабе были в меру довольны этим визитом. Журналисты снимали все подряд, пока террористы не приказали им выключить камеру, и даже умудрились вынести кассету с записью. Теперь эти кадры внимательно изучались: они могли пригодиться при подготовке штурма. Но главное — было выиграно некоторое время; поскольку в Кремле уже приняли решение о штурме, там сочли возможным сделать вид, что согласны выполнить требования террористов.
311
Новая газета. 31.10.2002. Полоса 9.
— Террористы требовали официального представителя?
— Что ж. К зданию театрального центра выехал глава Торгово-промышленной палаты Евгений Примаков.
Примаков в 1998–1999 годах был премьер-министром и воспринимался тогда как серьезный претендент на пост президента; это был очень влиятельный политик, вхожий к нынешнему президенту и обладавший поразительным талантом «подковерных боев». Он был хорошей кандидатурой даже для полноценных переговоров.
В восемь вечера Примаков в сопровождении депутата Аслаханова и бывшего президента соседней с Чечней Ингушетии Руслана Аушева, которого вроде бы желали видеть террористы, вошли в здание.
Переговоров, впрочем, не получилось.
Вы всего уже достигли, пора сворачивать лавочку, — сказал Примаков Бараеву.
— Я робот, а не человек, — ответил тот, встал и пошел куда-то.
— Вернись, подлец, со старшими разговариваешь! — заорал ему Аушев. Бараев вернулся, но через некоторое время снова ушел. [312] Более чем когда-либо главарь террористов казался полностью манипулируемым кем-то. «Мы безуспешно говорили минут двадцать, — подытожил потом Аслаханов, — после чего Бараев жестко сказал: «Уходите. Мы для себя все решили»». [313]
312
Российская газета. 28.10.2002. Полоса 2.
313
Известия. 29.10.2002. Полоса 5.
Выйдя из здания, Руслан Аушев сказал журналистам, что террористы потребовали для проведения переговоров официального представителя президента; в противном случае они готовы пойти на крайние меры. Примаков же от встречи с журналистами уклонился и вместе с мэром Москвы Лужковым уехал в Кремль, к президенту. [314]
На канале НТВ каждую пятницу в полвосьмого вечера шло ток-шоу «Свобода слова» — обычная программа, с многочисленными зрителями в студии и приглашенными гостями, в прямом эфире обсуждающими актуальные проблемы; 25 октября 2002 года не было в нашей стране темы более актуальной и острой, чем захват заложников.
314
Сообщения информагентств. С. 158–159.
По хорошему, руководству телекомпании следовало отменить «Свободу слова»: публичное обсуждение проводящейся контртеррористической операции, когда каждое слово чревато непредсказуемой реакцией террористов и гибелью заложников, недопустимо.
Руководство телекомпании, однако, не решилось снять с эфира столь эффектную и неизбежно высокорейтинговую программу; возможно, оно понадеялось на профессионализм ведущего Саввика Шустера, в свое время работавшего на радио «Свобода» и уж в чем в чем, а в пропаганде и контрпропаганде разбиравшегося великолепно.
Зал был наполнен близкими заложников, и то, о чем они будут говорить, было ясно с самого начала.
…Потом говорили, что ведущий программы Шустер попросту не справился с ситуацией. Родственники заложников несли в эфир все, что хотели, и ведущий не мог остановить. Они говорили, что необходимо немедленно и любой ценой выполнить все! все!! все!!! требования террористов, потому что ТАМ НАШИ ДРУЗЬЯ! НАШИ РОДНЫЕ!! НАШИ ДЕТИ!!!
Неконтролируемые эмоции выплеснулись в эфир — фактически началась истерика, заражающая всю страну. Террористы, безусловно, наблюдавшие эту программу, могли быть довольными: еще немного, и удалось бы «сломать» психологическую ситуацию в стране, превратить ее население в охваченное паникой стадо, готовое выполнять все, даже самые самоубийственные для страны, требования бандитов.
Как раз в это время находившиеся у оцепления узнали, что в десять вечера террористы собираются расстреливать заложников; едва ли источником информации стал оперативный штаб, принципиально не заинтересованный в обострении ситуации — скорее всего, ее через одного из заложников обнародовали террористы.
В известном смысле это был ответ на «Свободу слова» — теперь бандиты совершенно точно были уверены в эффективности своих действий. В захваченном здании театрального центра и за рубежом террористы окончательно уверились в том, что победа останется за ними — ведь большинство СМИ призывали к капитуляции и большинство выступавших перед камерами призывали к тому же. Власть, думали бандиты, вот-вот не выдержит и пойдет на переговоры. «Во всех праволиберальных плачах был Божий промысел, — писал потом «МК». — Террористы, смотря по телевизору на беснование пораженцев, верили, что могут взять ситуацию под контроль. Что они победят, сломают. Когда в эфир привели родственников захваченных, которые от отчаянья кричали в камеры, — террористы могли быть уверены, что это общество они добьют. Ведь такой напор боли выдержать очень трудно». [315] Да, террористы поверили в свою победу — но она и в действительности была рядом. Судьба всей нашей страны висела на волоске.
315
Московский комсомолец. 01.11.2002. Полоса 4.