Заложники страсти
Шрифт:
Слезы, готовые хлынуть из глаз, обжигали Леонору, и она поморгала, стараясь загнать их обратно. Ей было отлично известно, как ужасно поступают с женщинами во время войны. Разве самой ей не пришлось испытать нечто подобное во время той краткой встречи с подлыми англичанами в лесу? И все же почему-то она убедила себя, что этот человек не причинит ей зла. А теперь ей стало ясно, что она всего лишь успокаивала себя ложными надеждами. Здесь, на своей собственной земле, окруженный людьми, которые, несомненно, поддержат его, он снова
Но она ни за что не покорится ему. Даже если ей и не суждено выиграть, она еще поборется с ним не на жизнь, а на смерть.
Она оглядела комнату, пытаясь отыскать что-нибудь – что угодно, лишь бы только это годилось для самообороны. Увидев хрустальный графин с элем, она быстро схватила его.
Диллон повернулся к ней спиной и направился в спальню.
– Пойдемте, миледи. Мое тело жаждет отдыха.
Краем глаза он заметил, как ее тень скользнула вдоль стены. Когда рука тени взметнулась вверх, он круто повернулся, едва избежав удара по затылку каким-то тупым предметом. Однако удар пришелся ему по виску, на мгновение оглушив его.
Он услышал звон стекла, и графин разлетелся на кусочки, лишь чудом не разбив ему голову. Осколки посыпались на пол. Он почувствовал запах эля и жжение на шее и плечах, когда жидкость потекла ему за ворот.
Это последнее происшествие заставило его полностью потерять самообладание, которое до сих пор ему удавалось сохранять усилием воли. Рука его метнулась вперед, и пальцы так крепко схватили девушку за запястье, что она вскрикнула от боли.
Леонора замерла в ужасе перед его яростью.
– Так вот как вы отплатили мне! – Лицо его исказилось от гнева. – А я-то предлагаю вам еду, когда мои братья, может быть, голодают.
Она вскинула голову, отказываясь признать поражение.
– В моем доме такой едой не кормят даже свиней.
Его глаза слегка сузились.
– Ваша страна процветает, а здесь народ уже так долго вынужден лишь защищаться, что на приготовление изысканных кушаний не остается ни времени, ни сил. Но мы готовы разделить с вами то малое, что у нас есть. Я предлагаю вам кров в моем собственном доме, тогда как братья мои страдают в оковах.
– В вашем доме! – Она знала, что заходит слишком далеко, но уже не могла остановиться. Напуганная, смущенная, она прибегла к единственному оставшемуся у нее оружию – к острому языку. – Дом ваш тоже хуже свинарника. В этой лачуге холодно, грязно и пахнет скотом.
Она почувствовала, как его горячее дыхание обожгло ей висок, когда он рванул ее ближе к себе. Пальцы его рук так вонзились в ее нежные плечи, что она закричала от боли, но ярость и раздражение ослепили его настолько, что ему было все равно.
– Я предлагаю вам ложе, тогда как ваш отец бросил моих братьев на холодный пол подземелья. Так вот как вы платите за доброту!
– За доброту?! – Она отступила на шаг назад, чтобы заглянуть в его глаза. – Нетрудно догадаться, что вы собираетесь сделать со мной. Вы ничуть не лучше других, только прячете ваши намерения за благородными словами, Диллон Кэмпбелл. Вы похваляетесь своей добротой, но эта маска меня не обманет! Стоит нам остаться одним, как вы превратитесь в такого же зверя, как те насильники, которых я повстречала в лесу!
– Замолчи, женщина. – Его большие ладони сомкнулись на ее плечах, и он прошипел сквозь зубы: – Я желал бы, чтобы вы и все англичане сгорели в адском пламени за все мучения, причиненные моему несчастному народу.
– А я бы желала, чтобы…
Он не собирался целовать ее. Собственно говоря, у него этого даже и в мыслях не было. Но ярость, клокотавшая в душе, заставила Диллона сделать именно то, в чем она только что его обвинила.
Он впился в ее губы жестоким, карающим поцелуем. Он почувствовал, как она оцепенела и попыталась вырваться из рук, удерживавших ее. Это лишь больше распалило Диллона.
Так она отвергает его, вот как? Он покажет ей, чем это грозит!
Его руки схватили ее, крепко притиснув к себе. Губы не отрывались от ее губ, стараясь причинить боль.
Жар языком пламени взметнулся между ними, и пламя это грозило поглотить их обоих, настолько жгучи были его порывы.
Значит, он не ошибся, почувствовав этот жар во время их первой встречи в ее саду. От одного прикосновения к ней он снова запылал, этот огонь, тлевший подобно покрытым пеплом угольям в продолжение всего времени. В ней тоже, хотя она была целомудренной. Тогда, судя по тому, как она ответила на его первый поцелуй, он решил, что ее еще никогда не целовал мужчина. Теперь он был в этом уверен.
Руки ее были прижаты к груди, словно она пыталась удержать его на расстоянии. Губы были плотно сжаты, так же как и глаза.
Страх. Он чувствовал, как она боится. И, словно дикий зверь, возбуждался от ее страха. Ему хотелось, чтобы она задрожала, смирилась перед ним. Хотя это не меняло того трудного положения, в котором оказался он и его братья, тем не менее, Диллон не мог устоять перед первобытным желанием искать удовлетворения в страданиях противника.
– Открой глаза, женщина.
При этой отрывистой команде веки ее сначала задрожали, затем приоткрылись. На мгновение глаза ее широко распахнулись от страха. Затем она поморгала и прищурилась, гневно промолвив:
– Немедленно отпустите меня. Я вам не какая-нибудь служанка, мечтающая о том, как бы угодить хозяину дома.
– Нет, миледи. – Опасная улыбка тронула уголки его губ, и она ощутила, как сильно его напряжение. – До служанки вам далеко. Вы – моя пленница, и никогда не забывайте об этом.
– Вы… – Услышав эти оскорбительные слова, она широко размахнулась, намереваясь дать ему пощечину.