Заложники
Шрифт:
— Я уже давно слежу за вашей процветающей семьей, за вашей благополучной жизнью и, признаться, завидую, — начал парень, усаживаясь рядом.
Председатель искоса глянул на незнакомца. Он был удивлен — начало разговора несколько неожиданное.
— Что же дальше? — иронически поощрил он.
— Наблюдаю за вашей семейной идиллией и завидую сестричке Ниёле, ей здорово повезло. К сожалению, моя жизнь не была усеяна розами.
Кунчинас вздрогнул и судорожно вцепился в край скамейки, словно боясь упасть с нее. Глаза из-под пышных седых бровей гневно сверкнули.
— Что ты несешь, молодой человек? — выдавил он после небольшой паузы. — Уж не пьян ли? Попрошу ближе к делу. Выслушивать всякий бред у меня нет ни времени, ни охоты.
— Терпение, товарищ
Пальцы председателя, сжимающие край скамейки, заметно побледнели, лицо залила краска.
— Ты что-то путаешь, парень! Или занимаешься шантажом! — отрезал он, повысив голос. — Моя дочь не имеет никакого отношения к детскому дому, и брата у нее, к сожалению, нет. А если у тебя к ней претензии другого рода, совсем не родственные, то ваше дело, и я тут ни при чем.
Словно не замечая тона председателя, мотоциклист спокойно гнул свое:
— Возможно, Ниёле не помнит про Рудясу, но вы-то должны помнить? Там вы подписали соответствующий документ, наличие которого подтвердил тогдашний директор детского дома Пранас Левицкас. Успокойтесь, Ниёле интересует меня исключительно как сестра. Должен же быть у меня на свете хоть один близкий человек!
Это заявление несколько остудило Кунчинаса, но он не собирался сдаваться.
— Нелепость! Нелепость! — И он решительно, всем корпусом повернулся к собеседнику. — С чего это тебе пришло в голову, что Ниёле тебе сестра? Может, чего доброго, станешь утверждать, что и я твой отец?! Нет, молодой человек, ступай-ка своей дорогой и не порти своими выдумками настроение другим людям. А нет, могу немедленно позвонить в милицию, и схлопочешь для начала пятнадцать суток!
— Ого! — протянул парень и, встав со скамьи, принялся расхаживать вдоль цветника перед сидящим Кунчинасом. — Не думал я, что опекун моей сестренки так суров. Я приехал сюда не шантажировать, а искать сестру. Никто не запретит мне делать это! Думаете, я руководствуюсь слухами? Нет. Я точно знаю, что весной пятьдесят седьмого, сразу же после майских праздников, вы увезли из Рудясы маленькую светловолосую девочку. Она больше всех других понравилась вам и вашей жене. Да. И вы еще спросили о родителях: мол, не пьяницы ли? Нет, они были порядочными людьми. Директор Левицкас вас не обманул. Только, конечно, зря умолчал о маленьком одиноком брате Ниёле!
— Какая подлость! — процедил сквозь стиснутые зубы седовласый председатель колхоза. Ударил кулаком по скамье. — Подлость! Ведь это же преступление! Я на этого Левицкаса в суд подам!
— Суд не потребуется! — спокойно возразил парень, остановившись напротив него. В его руке покачивался полосатый шлем. — Левицкас уже получил свое. Старался разбогатеть за счет невинных младенцев. Довелось и мне поспать вместе с ним на жестких нарах. Тогда-то и обнаружились эти волнующие обстоятельства. Выходя на свободу, я решил отыскать сестру и впредь жить в мире с законами.
— Подлецы, подлецы… — стонал Кунчинас. — Таким не только себя не жалко, они и чужую жизнь стремятся искалечить!
— Неправда, товарищ председатель, — перебил мотоциклист. — Вы большой эгоист, только о себе думаете А как жить мне, если у меня никого — ни родителей, ни влиятельных опекунов? Печальная участь сироты. Могу я иметь хотя бы сестру? Разве это преступление?
Кунчинас вскинул седую голову. В его глазах можно было увидеть теперь не только гнев, но и боль.
— Ты совершишь преступление по отношению к Ниёле, — дрогнувшим голосом сказал он. — Искалечишь ее жизнь! У девочки есть семья, она любит отца с матерью, и мы любим ее. Мы дадим ей образование, ничего не пожалеем. А ты хочешь второй раз отнять у нее родителей!
— Не собираюсь я ее обижать! Мне важно только, чтобы она знала правду, чтобы не была одинока в мире, обрела родного брата!
— Она не одинока, — возразил председатель. — А такому братцу, в которого я, кстати, нисколько не верю, она едва ли обрадуется!
— Кровное родство крепче любых других связей, — с пафосом изрек мотоциклист.
— Глупости ты болтаешь, молодой человек! — возразил Кунчинас.
Ему не хотелось больше спорить с этим незнакомым парнем, но вместе с тем следовало сказать еще кое-что очень весомое, убедительное. Он поднял голову и, глядя прямо в прищуренные нагловатые глаза мотоциклиста, произнес:
— Если желаешь добра Ниёле, повремени еще немного со своими разоблачениями. Дай ей спокойно окончить школу. Такое поведение я бы понял, и мы с женой могли бы как-то отблагодарить тебя. Поэтому советую не торопиться и подумать.
На лице парня промелькнул интерес. Расширившиеся глаза с любопытством осмотрели Кунчинаса. Казалось, его не очень удивил намек председателя. Помолчав минуту, мотоциклист ответил:
— Ладно. Пока ничего не обещаю, но подумаю. На сей раз хватит. Всего хорошего!
Он повернулся и, помахивая своим шлемом, отправился вдоль цветника к мотоциклу.
Кунчинас внимательно проводил его глазами, все еще не желая верить тому страшному, что заключалось в словах мотоциклиста. От тяжелых мыслей Кунчинас очнулся лишь тогда, когда его окликнули в открытое окно конторы:
— Товарищ председатель, к телефону!
Тяжело шагая, будто сразу постарев на несколько лет, поплелся он в правление. Возможность потерять дочь, которую он по-настоящему любил, мучительно придавила его, заслонила все остальные заботы. Шестнадцать лет назад взяли они в свою семью маленькую симпатичную девчушку. За эти годы, день за днем наблюдая ее, охраняя каждый ее шаг, радуясь первому произнесенному ею слову, первой написанной букве, Кунчинас принял девочку в свое сердце. Ушла в прошлое и, можно сказать, забылась история с детским домом в Рудясе. Забылась еще и потому, что была строжайшей тайной от всех окружающих. О ней даже поминать запрещалось.
Какую же бурю вызвал в душе отца парень в нейлоновой куртке, представившийся братом Ниёле и заявивший права на его дочь! Кунчинас ему не поверил, но найти аргументы для опровержения лжи не мог, и это еще больше бесило его. Когда он поднимался по ступеням крыльца правления, кулаки его были сжаты, он готов был сражаться со всем миром.
3
Домой в тот вечер Раполас Кунчинас вернулся в отвратительном настроении. Его самого удивляло, что неожиданное появление этого братца могло так сильно подействовать на него. Вот, оказывается, как глубоко вошла приемная дочь в его жизнь, в самую душу. И еще со страхом думал он о жене: если эта новость огорошила его, то как примет ее Морта? Ведь она такая ранимая, плачет из-за всякой чепухи. Ниёле для нее не только дочь, но и подруга, мать привыкла делиться с ней всякими своими делами и секретами. Женщинам всегда легче найти общий язык. Впрочем, Кунчинас не мог жаловаться — дочь и его любила, своим нежным прикосновением или детской шалостью умела согреть сердце. И хотя они с женой никогда не обсуждали этого вопроса, оба были счастливы, что им так повезло: девочка росла красивая, толковая, расположенная к людям. Ясно, что без нее шестнадцать пробежавших лет были бы куда более пустыми. Неужели теперь всему этому суждено рухнуть? Неужели нет никакой возможности устранить грозную опасность? Кунчинас вышагивал по гостиной и ломал себе голову в поисках спасительного выхода. Подумал и о милиции: не объяснят ли там, кто он, этот братец, примчавшийся в их поселок на красном мотоцикле?! Объяснить-то, конечно, объяснят, но рот ему не заткнут. А услышит Ниёле, и этого будет достаточно. Ведь подчас человеческую судьбу можно поломать единым словом. Главное теперь — поговорить с женой, подготовить ее к неожиданностям.