Залп! Пушечный наряд
Шрифт:
Под утро матросы захмелели и попадали, кто где стоял. Палуба была усыпана спящими, бодрствовала лишь вахта. Я начал озираться, раздумывая, а не отвязать ли мне лодку, что болталась за кормой? Берег был виден, ходу на вёслах – часа два. Сзади, в поясницу, уткнулось что-то острое. Я повернул голову.
– И не думай, я за тобой наблюдаю. – Рядом со мной стоял боцман. Вроде и пил он со всеми наравне, а вот стоит рядом и не качается, голос трезвый.
Ладно, сорвалось сейчас – получится потом, все равно подвернётся удобный случай, я в это верю.
Прошло дней десять, за это время мы ещё взяли на абордаж пару небольших судов и под конец еле удрали от испанского галеона. В бою против него нас бы ничего не спасло, только с одного
Мартовским днём мы снова вышли на промысел. Солнце светило по-весеннему ярко, море было спокойным, дул лёгкий ветерок.
Из-за мыса показались паруса, и почти тут же капитан хрипло проорал:
– К бою, канальи!
Я уже привычно расчехлил орудие, зажёг фитиль, ждал команды. Суда сближались, наш противник уваливался правее, стараясь выйти в открытое море; вот он повернулся бортом, и я увидел родной российский флаг. Свои! Как же мне по своим стрелять? Я начал прикидывать варианты, хотелось и нашим помочь и самому живым остаться. В это время капитан заорал:
– Огонь!
Я вынес упреждение вперед судна и поднёс фитиль к запальному отверстию. Грянули выстрелы. Каперский корабль окутался дымом, но я успел увидеть, как моё ядро легло впереди курса русской шхуны. Ядра остальных пушек особого вреда не нанесли. В ответ с русского судна также прогремел залп. На палубе завопили раненые. Вот! В голове мелькнула мысль. Главный канонир проорал:
– Заряжай картечью!
Зарядили, выстрелили. Я снова сознательно промахнулся. В ответ русские влепили картечью довольно точно. Рядом со мной попадали раненые пиратские канониры. На одной из мачт вдрызг разорвало паруса, и ход сразу упал.
У соседнего орудия крутился только один человек, и быстро зарядить у него не получалось. Я подбежал, помог зарядить картечью, попросил помочь зарядить мою пушку, поскольку русская картечь выбила пушкарей. Не заподозрив подвоха, пират засыпал порох. Но зарядил я не картечь, а бомбу. Пока пират возился с лафетом, я подобрал валявшуюся недалеко от убитого саблю и вонзил ему в спину. Тот беззвучно упал. Этой же саблей я перерубил канаты, что удерживают пушку при отдаче от выстрела, натужившись, развернул одно, за ним другое орудие в сторону кормы. Зажёг фитиль своей пушки и шустро отскочил в сторону. Выстрел! Не сдерживаемая канатами, пушка рванулась назад и, проломив фальшборт, упала в воду. Но какой был эффект от бомбы! Я направлял пушку на кормовую надстройку, взрывом бомбы надстройку почти снесло. Ни рулевого со штурвалом, ни капитана больше не было. Да и ахнуло так, что звенело в ушах. Со второй палубы выбежали наверх пираты, поглядеть, что случилось. Подождав пару минут, когда их соберётся побольше, я подбежал ко второй пушке и зажёг трубку. Снова грохот, палубу заволокло дымом. Выстрел с десяти метров картечью был ужасен. На палубе валялись изорванные в клочья тела пиратов, кое-кто ещё стонал. Схватив саблю, я подскочил к месту побоища. Тех, кто был ранен несильно, я добил, пока они не отошли от шока. За спиной раздался шорох, я мгновенно обернулся и отпрыгнул в сторону. Это меня спасло, из люка выглядывал боцман, держа в руке дымящийся пистолет. Выстрела я почему-то не услышал – то ли в горячке боя, то ли уши ещё не отошли от взрыва бомбы.
Не давая ему вылезти, я подскочил и взмахом сабли снёс ему голову. Захлопнув люк, я задвинул засов.
Не дай бог снизу, вылезет ещё кто-нибудь из уцелевших. Ну что же, пора покинуть пиратский корабль. Нет, они мне задолжали. Я пробежал к развалинам капитанской каюты. Обшарил то, что осталось из мебели, под кроватью нашёл сундучок. Маленький, с виду он был довольно тяжёл. Я с трудом перетащил его в лодку. Кажется, ничего не забыл. Нет, надо на прощание устроить салют.
Я помчался к крюйт-камере, где хранился порох, выбил пробку из бочонка с порохом и, пятясь, посыпал им дорожку. Из трюма разносились удары и крики уцелевших пиратов. Небось крышку люка пытаются сорвать. Надо поторопиться, у них есть боевые топоры, дерево рубить ими несподручно, но можно. Я бросил бочонок, чиркнул кремнем; огонёк, шипя, весело потрескивая, побежал по дорожке.
Теперь и мне надо быстро делать ноги. Я по верёвке скользнул в лодку, саблей обрубил последнюю связь с кораблём и веслом оттолкнулся от судна.
Сев на вёсла, как мог быстрее стал отплывать подальше. Но не успел проплыть и ста метров – приблизительно половину до русского судна, как сзади рвануло. Поскольку я грёб спиной к русским, то картина взрыва была перед глазами.
Сначала из-под палубы вырвался столб пламени, судно вспухло изнутри, и во все стороны с грохотом полетели обломки. Меня на лодке изрядно подбросило, рядом начали падать доски, реи, непонятно ещё какой мусор. Жалкие остатки пиратского корабля пошли на дно. Я оглянулся, русское судно уже было недалеко. Слава богу, оттуда не стреляли. Подплыл к борту; судно сидело низко, видимо, было хорошо нагружено.
– Чего тебе, басурманин?
– Да какой я басурманин! Свой я, русский.
– А чего на пиратском судне был?
– В плену, родимые, вас увидел, да судно и взорвал.
– Как звать-величать тебя?
– Кожин, Юрий Кожин, бомбардир первой роты Преображенского полка.
На корабле пошушукались.
– Ну, лезь сюда.
С корабля сбросили шторм-трап. Я крикнул:
– И верёвку сбросьте!
Сбросили верёвку, на парусных судах этого добра хватало. Я отвязал сундучок, сверху потянули, и сундучок оказался на палубе. По трапу я шустро взобрался наверх. У борта стоял капитан и его помощник, несколько в отдалении – матросы. Всем было интересно узнать, как мне удалось взорвать пиратский корабль и, оставшись в живых, сбежать.
Я представился – главный бомбардир Преображенского полка Юрий Кожин. В Азовском походе Его Величества Петра Первого был пленён турками, бежал, добираюсь домой. Силою и обманом попал на пиратский корабль, прослужил две недели, завидев родной флаг, из пушки бомбою снёс кормовую надстройку и взорвал крюйт-камеру.
Капитан покачал головой.
– То, как разлетелась надстройка, мы видели. Поскольку в это время сами не стреляли, зело удивились, решив – несчастный случай, взорвалось у них что-то. А потом лодка отплыла и – взрыв. Неплохо землякам подсобил. Вишь, гружёны зело, осадка большая, ход малый. Помог, помог землякам, о чём царю-батюшке будет доложено. Да ты и сам скоро его увидишь, здесь он, в Голландии, учится корабельному делу. А что за сундучок сей?
– Трофей боевой, на саблю взятый. У меня же отобрали оружие, деньги, расписку банка.
– Давай посмотрим.
Капитан подозвал матроса, тот живо топориком сломал замок и поддел крышку. Сверху лежала моя банковская расписка на сданные для хранения картины, а под ней – золотые монеты, перстни, колье и прочие золотые изделия.
– Неплохой трофей! Не беспокойся, боевой трофей – дело неприкосновенное, нешто мы не понимаем, настрадался в плену, знаем, как православным нелегко у басурман. Иди, отдыхай, место и матрац тебе отведут. Сундучок покамест у меня в каюте храниться будет.
Мне отвели место на нижней палубе, дали матрац; я без сил упал и заснул. Я на Родине, пусть это и не земля, но русское судно. Я вернулся!
Глава 5
К исходу дня мы заходили в порт Амстердама. В бухте также было полно кораблей, среди них было и судно с российским флагом. Мы пришвартовались к нему, перекинули сходни.
Навстречу вышел капитан.
– Доставили груз?
– Так точно.
– Благополучно? А то Пётр Алексеевич справлялся уже.