Замечательные чудаки и оригиналы
Шрифт:
Гости его всегда должны были быть готовыми на все, что ему было угодно. Он не чинился с ними, и провинившихся в потехах наказывали «лебедем», т. е. огромной пуншевой чашею, которую приходилось осушить в один прием, а также и арестом на хлебе и воде. Портрет Троекурова в повести Пушкина «Дубровский» списан с Измайлова.
Когда он командовал рязанским ополчением в 1812 году, то каждый день ополченские офицеры обедали и ужинали у него поголовно. Полтораста лихих троек находились в распоряжении их – катайся, сколько душе угодно!
Во время похода за границей он удивлял роскошью немцев; в заграничный поход из собственных своих средств он истратил на ополчение громадную для того времени сумму – миллион рублей.
С лишком пятьдесят человек из крепостных служителей –
У него был еще слуга под названием Гусек, обязанность которого была разъезжать по его деревням в особенном экипаже, называвшемся «лодкою», для сбора девок на генеральские игрища. У него находился целый штат песенниц и плясунов. Все почти рязанские дворяне так и льнули к нему, составляя постоянную его свиту, сопровождая его толпами на картежную игру, псовую охоту, на скачки, на игрища и всюду, где он изволил тешиться.
Жихарев про Измайлова говорит, что он, бывало, напоит мертвецки пьяными человек пятнадцать небогатых дворян-соседей, посадит их еле живых в большую лодку на колесах, привязав к обоим концам лодки по живому медведю, и в таком виде спустит лодку с горы в реку; или проиграет тысячу рублей своему приверженцу Шиловскому, вспылит на него за какое-то без умысла сказанное слово, бросит проигранную сумму мелкими деньгами на пол и заставит подбирать его эти деньги под опасением быть выброшенным за окошко!
Вот как описывает очевидец молодецкий проигрыш и еще более молодецкий отыгрыш Л.Д. Измайлова. Он понтировал у князя Урусова державшего огромный банк вместе с князем Шаховским и многими другими дольщиками. Измайлов приехал с какого-то обеда вместе со своими рязанскими приспешниками. Войдя в залу, сел в некотором отдалении от стола, на котором метали банк, и задремал. Банкомет спросил его, не вздумает ли он поставить карту. Измайлов не отвечал и продолжал дремать. Банкомет возвысил голос и спросил громче прежнего:
– Не поставите ли и вы карточку?
Измайлов очнулся и, подойдя к столу, схватил первую попавшуюся ему карту, поставил ее темною и сказал:
– Бейте пятьдесят тысяч рублей.
Банкомет положил карты на стол и стал советоваться с товарищами.
– Почему же не бить? – сказал князь Шаховской. – Карта глупа; а не бивши – не убьешь.
Князь Урусов взял карты и соника убил даму. Измайлов не переменился в лице, отошел от стола и сказал только:
– Тасуйте карты, я сниму сам.
Банкомет стасовал карты и посоветовался еще раз с товарищами. Измайлов пошел опять к столу и велел прокинуть. Урусов прокинул. Фоска идет 50 тыс.! – и по втором абцуге Измайлов добавил 50 тыс. мазу. У банкомета затряслись руки, и он взглянул на товарища так жалостно, что князь Шаховской не выдержал, усмехнулся и сказал ему:
– Ну, что ж? Знай свое, мечи да и только.
Банкомет повиновался, и через несколько абцугов трефова девятка проиграла Измайлову. Окружающие его дворяне стали шептать ему на ухо, что не перестать ли, потому что, кажется, не везет, но этого довольно было, чтобы совершенно взволновать.
Измайлова, который все любил делать наперекор другим: он схватил новые карты, выдернул из середины червоную двойку и сказал: «Полтораста». Банкомет помертвел и остолбенел: минуты две продолжалась его нерешимость, но князь Шаховской опять ободрил своего собрата:
– Чего испугался? Не свои бьешь.
Урусов заметал; долго не выходила поставленная карта, и все присутствующие оставались в каком-то необыкновенно-томительном ожидании, устремя неподвижные взгляды на роковую карту, одиноко белевшуюся на огромном зеленом столе, потому что другие понтеры играть перестали. Наконец князь Урусов против обыкновения своего стал метать, не закрывая карт своей стороны, и червонная двойка упала направо «Ух!» – вскрикнул банкомет. «Ух!» – повторили его товарищи. «Ух!» – возгласила свита Измайлова, носам он, не изменившись в лице и не смутившись, отошел от стола, взял шляпу, поклонился хозяевам и сказал:
– До завтра, господа, утро вечера мудренее. – И вышел вон добрее, чем вошел.
Тут начались совещания: надобно ли будет завтра продолжать метать ему банк или удовольствоваться этим выигрышем. Большинством голосов решено было метать до миллиона, но проигрывать не больше настоящего выигрыша. На другой день в Москве ходили уже слухи, что Измайлов проигрался. Чтобы забыть о проигрыше, Измайлов купил знаменитого рысака Красика у Лопухина, заплатив за него почти баснословную цену по тому времени – 7 тыс. руб. Вечером Измайлов был опять у Урусова. Долго шла игра, но Измайлов как будто не решался принять в ней участие. Только после ужина придвинулся он к столу и поставил на две карты 75 тыс. руб. Банкомет метал уже без робости. Обе карты выиграли Измайлову, он загнул их и сказал: «На следующую талию». Урусов стасовал карты. Измайлов поставил две новые карты и, не взглянув на них, загнул каждую мирандолем. По второму абцугу он вскрыл одну карту, которая оказалась десяткою и уже выигравшею соника; он перегнул ее и сказал: «По прикидке», – вскрыл между тем другую карту, которая тоже оказалась десяткою и, следовательно, также выигравшею, он перегнул и положил на первую очень спокойно, как будто дело шло о десятках рублей, а не о его родовом имении Деднове, с которым он в случае дальнейшего проигрыша решился расстаться. У князя Урусова заходили руки, но делать было нечего, карты поставлены мирандолем и отступиться не было возможности. После нескольких абцугов десятка опять выиграла; банкомет бросил карты и встал из-за стола, а Измайлов прехладнокровно предложил ему загнуть мирандоль, но банкомет не согласился.
– Ну, так мы квиты? – сказал Измайлов и тотчас же уехал домой, где его уже ждали с поздравлениями цыгане, с песнями и плясками по случаю покупки Красика.
Мне передавал покойный коннозаводчик И.П. Петровский про Измайлова, которого он знал лично в своей молодости, что последний для игры приезжал всегда со скачки в Петровский парк к содержателю одного французского ресторана, у которого для игроков в саду была выстроена особенная беседка. Здесь метали крупный банк, и шла такая азартная игра, которая и не снилась нынешним игрокам. За зелеными столами там заседали такие тузы, как братья Мосоловы, Всеволожские, Чесменский, побочный сын графа Орлова, Чемоданов, Савелов, Яковлев-Собакин, Гундоров, Гусятников и многие другие. Измайлов до игры садился всегда в большие вольтеровские кресла и после легкого всхрапа протирал глаза, выпивал холодного квасу, подымал с полу первую валявшуюся карту и ставил, если это была не фигура, на каждое очко по тысячам и после выигрыша или проигрыша в несколько тысяч с вольным сердцем молча выходил из комнаты, садился на линию и возвращался домой.
Много рассказов ходило в Москве про двух братьев Н.; игру одного из них считали даже нечистою. При посещении этого игрока в кабинете его изумленный посетитель на одном из столов находил целую меняльную лавку. Здесь в правильных столбиках стояла звонкая российская монета всякого достоинства, начиная от золотых лобанчиков и полуимпериалов до серебряных пятачков и рублевиков. Он не играл иначе, как на звонкую монету, и таким привлекательным видом золота и серебра соблазнял не одного молодого игрока. Рассказывал также, что у него на диване лежала подушка, набитая скомканными ассигнациями. По рассказам, годовой его оборот на зеленом поле исчислялся не одним миллионом рублей, и чтобы играть с ним, некоторые из любителей азартной игры играли только своими картами. Так, рассказывали, что он ухитрился выиграть у известного московского богача М. П-на все его миллионное состояние. Последний, чтобы застраховать себя от его мошенничества, играл с ним только у себя дома и своими картами, которые держал в шкафу под замком. Н. ухитрился подкупить слугу М. П-на и обменять все нижние игры карт на свои.