Замечательные чудаки и оригиналы
Шрифт:
– Господа! На что это похоже! Он осел, личность его я предоставляю вам, делайте с ним что угодно, но деньги то брать не следует, это неблагородно!
Еще недавно здравствовал в Москве один барин, который играл только в коммерческие игры, и играл так счастливо, что ему все завидовали, и если бы не один случай, то тайна его счастия так и умерла бы вместе с ним. Дело было в том, что этот господин, садясь играть, клал подле себя табакерку, на крышке которой находилась небольшая миниатюра артистической кисти Пето с изображением анакреонтической сцены. Партнеры любовались этой миниатюрой, брали в руки табакерку и рассматривали вблизи. Когда же начиналась игра, владелец подвигал табакерку к себе, брал из нее щепотку табаку и в это время незаметно трогал скрытую пружину, отчего на место миниатюры являлось небольшое выпуклое зеркало, с помощью которого он, сдавая карты и держа их над табакеркой, видел их все благодаря отражению в зеркале. Когда не надо было, он опять выдвигал медальон и вежливо
Аналогичная история с этим произошла и в наши дни на Николаевской дороге. Лет пятнадцать тому назад ехал в Петербург известный племянник не менее известного московского миллионера. Путь держал он в обществе очень богатого купца, но очень жадного на верный выигрыш, и еще некоего театрального мужа. Последний, как говорила скандалезная хроника, владел чудодейственным портсигаром, внутренность которого сияла лучше всякого бриллианта и венецианского зеркала, выдавая предательски владельцу все карты его партнеров. Путь был дальний, друзья после приличного возлияния засели перекинуть в бакара; результат игры вышел такой, что магический портсигар помог артистическому мужу выиграть от благодушной слепоты 14 ООО руб.
По рассказам сибиряков, там до того в старое время доходила азартная игра, что приказные ставили на кон своих жен и дочерей. Золотопромышленники во время золотой горячки играли везде, где только могли, и бывали случаи, что азартная игра возгоралась и между рабочими при выходе из промыслов. Так, на Енисейских промыслах на реке Ангаре по дороге идут деревни, названия которых явно свидетельствуют, что здесь предавались азартной игре с неистовством. Вот клички этих поселков по порядку Мотыгино, Погорюй, Потоскуй, Поиграй и т. д. Счастливцы, как рассказывают, набив карманы ассигнациями, от кабака до кабака ездили в санях, запрягая на место лошадей баб и выходя в аршинную грязь, бросали ассигнации и ступали по ним.
Особенно процветала между служившими на промыслах игра в ремешок, искусство состояло в том, чтобы суметь попасть шилом в петлю и зацепить ремешок. В эту игру проиграли немало денег тогдашние золотопромышленники С-вы, 3-вы, Г-вы, С-вы. При Омском губернаторе служил один чиновник-немец, который ухитрился выиграть в эту игру до полумиллиона рублей. В Томске в старину было немало игорных домов. Из крупных был известен один, который держал ссыльный француз, известный под кличкой Тала бала. Другой содержатель такого же игорного дома, еврей X, настолько был жаден на выигрыш, что когда все гости входили домой, то он садился играть с своим слугой и отбирал от него все деньги, которые он выручал с гостей за карты.
Во время существования кабинетских крестьян в городе Барнауле карточная игра между горными инженерами доходила до колоссальных размеров. Там играли суток по двое подряд, пока не сваливались под стол. В этом городе существовала в одном доме, отделанном с полуазиатской роскошью, «академия игры», где метали банк и играли в другие азартные игры на сотни тысяч в вечер.
Как ловкий шулер в Москве и Петербурге был известен в двадцатых годах некто Чивеничи; он служил прежде в одном из кавалерийских полков, существовал же игрою в карты, да покупкою, меною и продажею лошадей. Жизнь он вел очень открытую и богатую.
Чивеничи прославился по крупному мошенничеству. Он воспользовался бывшим в Петербурге большим наводнением, сочинил Высочайший рескрипт на имя одного московского богача, грека Сивениуса, подписался под руку императора Александра I, в рескрипте повелевалось Сивениусу ссудить его величество полумиллионом рублей ассигнациями для вспомоществования пострадавшим от этого несчастного события, вручить эту сумму высочайше командированному Чивеничи, с этим еще в рескрипте значилось, чтобы Сивениус доверил еще Чивеничи и драгоценную жемчужину, которую государю благо-угодно было показать прибывшим тогда заграничным августейшим особам, причем вменялось ему обо всем этом хранить величайшую тайну.
Чивеничи, явясь к Сивениусу, вручил ему поддельный рескрипт, а этот богач, обрадованный таким милостивым вниманием государя, поспешил выдать Чивеничи как требуемые деньги, так и жемчужину. Получив сокровища, Чивеничи приехал в Петербург, затеял там свадьбу с классной дамой Смольного монастыря, любимицей покойной императрицы Марии Феодоровны, и намеревался, вступив в брак, уехать немедленно за границу. Но случилось, что вскоре обман его нечаянно был открыт Московским Военным генерал-губернатором князем Голицыным. Последний немедленно дал знать об этом в Петербург, Чивеничи был схвачен и посажен в Петропавловскую крепость, жемчужина и деньги, за исключением небольшой суммы, проигранной им, были от него отобраны и возвращены Сивениусу. Чивеничи впоследствии, в 1826 году, был вместе с женою изгнан за границу, в Турцию, там он тоже что-то напроказил и едва ли избег смертной казни.
Не меньшею славою такого же карточного хищника гремел в конце двадцатых и начале тридцатых годов в Петербурге некто Долгашев, он же Смоленский – очень загадочная и непонятная личность. Этот весьма вредный господин был самый искуснейший игрок как на биллиарде, так и в картах, в игре на биллиарде ему не было соперников в Петербурге; он почти жил у ресторатора Лефана (потом Дюссо), где особенно ловко обыгрывал своих жертв, особенно молодых и богатых людей. Квартира этого Долгашева была в Морской, отделана очень роскошно и изящно и полна всевозможными редкостями, на окнах стояли драгоценные амфоры чуть ли не времен Сарданапала, этрусские вазы, современные Аннибалу, сыну Амилькара, саксонский фарфор времен короля Августа, мебель Людовика XVI и других царственных особ Франции и Италии. Кровать, на которой он почивал от трудов своих, принадлежала несчастной королеве Марии Антуанетте. Долгашев вполне понял, что наши жуиры снизойдут до каких угодно ступеней, только умейте обставить грязь известным блеском изящества. Он хорошо знал, что наши благородные игроки с тугими бумажниками любят комфорт и покой для того, чтоб их занятие вышло как можно изящнее. На этот высший тон игры и избранное общество очень манится, в особенности разные зажиточные интенданты, купцы, банкиры, которые после денег всегда больше всего гоняются за избранным обществом. Разнузданный порок скорее всего отталкивает не потому, чтобы он возмущал нравственное чувство своего изящного поклонника, но потому что он оскорбляет чувство изящного, – этого соблазнительнейшего покрова всякой страсти. Долгашев имел вид барина, всегда со вкусом хорошо одетого; он называл себя фридрихсгамским первостатейным купцом, по происхождению будто бы был якобы белевским мещанином, звали его Александром Герасимовичем. В ресторанах он был больше известен под именем Смоленского. Впоследствии Долгашев был временным Первой гильдии с-петербургским купцом и участвовал даже в откупах в польских губерниях. По всем данным, Долгашев был не тем, что всячески желал из себя представить, – он не был простолюдин; в сильно пьяном виде, что с ним встречалось весьма редко, он иногда проговаривался на превосходном французском и немецком языках; языкознание он тщательно скрывал от всех. Также более всего поражали его странные, но случайно вырывавшиеся у него выходки: так он впросонках командовал, подобно полковому командиру, а на обеих ногах его на щиколотках были глубокие следы оков.
В течение своего более полутора десятка лет пребывания в Петербурге Долгашев обманул и обыграл многих богатых и небогатых людей. Хорошо знавшие его говорили, что он нередко привозил домой большие узлы из салфетки, в которых было множество пачек ассигнаций различного достоинства.
Мы в одном из наших фельетонов «Петербургская старина» рассказали о крупном мошенничестве Долгашева, которое в свое время в Петербурге наделало много шуму и осталось до сих пор покрытым мраком неизвестности.
V
Игроки тридцатых годов. – Московская шайка. – Игрок Разумовский. – Американец Толстой и Волконский. – Случай с композитором Алябьевым. – Проделки петербургских игроков. – Проигрыши казенных денег господами Клевенским и Политковским. – Картежные дома в позднейшее время
В тридцатых годах нынешнего столетия проделки рыцарей зеленого поля были особенно смелы и часты. В обеих столицах существовало несколько и горн ых домов, где шайки шулеров действовали с необыкновенною наглостью. Без товарищей, один, шулер ничтожен, одному играть рискованно, и в случае разоблачения проделки за него некому вступиться и принять его сторону, в споре ему необходимы помощники. В игре в банк и ей подобных один – его кажущийся антагонист если нужно, он скажет «атанде», если товарищ-банкомет забыл число прометанных абцугов, он ловко напомнит и т. д. Другой товарищ – его дольщик: он держит банк с ним пополам, значит, имеет право прометать за него или дать ему другую колоду; сбился баламут [13] или абцужный, он его поправит, пришлось делать переборку на большее число абцугов, он, шаля, сделает ее, ему это ловко, он сидит рядом с банкометом и на него никто не обращает внимания. В коммерческих играх один товарищ тоже необходим: играть одному – нахальная дерзость, тогда он должен сам делать и подбор, и вольт, что не может остаться незамеченным. Товарищество в шулерах необходимо: они связаны общим интересом и каждое лицо необходимо в компании. Один – техникой неуловимо делает держки, вольты и прочее; другой имеет дар завлекать, дружиться и «путать»; третий отлично живет, имея богатую квартиру с приманками для пижонов; четвертый обладает талантом пронюхать, у кого можно выиграть, пятый всегда в деньгах, у него хорошее знакомство и т. д. Таким образом, хорошо организованная шайка шулеров живет как нельзя лучше, и стоит только попасть туда богатому пижону, редкий из них отделается тысячью, а другой всем состоянием. Эти милые люди увлекут хоть кого своими ужинами с очаровательными девицами; в конце ужина всегда завязывается игра, о результате которой нетрудно догадаться.
13
«Баламут» или «абцужный штос» на языке шулеров называется такой банк, в котором все карты биты, кроме двух первых абцугов, которые идут на счастье.